Хохряков Константин
Шрифт:
— Ну и что? Мы же не в консерватории. Нинуль, неси гитару…
Взяв инструмент, привычно пробежался по струнам. Нормально, не успели ослабнуть.
— А что сыграть-то, Владимир Игнатьевич?
Тот посмотрел на жену.
— Что-нибудь свое, Жора, — ответила она. — Остальное по радио или телевизору можно послушать.
Что бы такое выдать-то? Душевное что-то надо… О! Придумал! Еще в начале чеченской войны, в Грозном сочинил…
В памяти сразу всплыли новогодние события с девяносто четвертого на девяносто пятый год. Штурм Грозного… В аду, наверно, лучше, чем здесь. Грязные, обовшивевшие, замерзшие бойцы, закопченные в выхлопах солярки лица которых по цвету напоминали кирзовый сапог… На темном фоне лиц светятся усталые, много повидавшие глаза… Горит подбитая «броня», которую какой-то умник сунул в город без пехотного прикрытия… Выскакивающие из нее молодые пацаны, тут же попадающие под перекрестный огонь многочисленных снайперов…
Мастерство этих наемников вызывало уважение — на ходу умудрялись антенны радиостанций на бронетехнике отстреливать. Преимущественно женщины. Биатлонистки, в основном из Прибалтики… Потому и называли их «белыми колготками» [5] , а вовсе не из-за того, что колготки у них были действительно белыми… Какие там, к черту, колготки? Камуфляж…
Довелось недавно посмотреть фильм Невзорова «Чистилище». Приблизительно так все оно и было. Даже натура подобрана исключительно! Очень похоже… Только действительность еще страшнее… Недаром кто-то неподалеку от железнодорожного вокзала, где в действительности погибла бившаяся двое с половиной суток в полном окружении сто тридцать первая Майкопская бригада, повесил самодельный плакат, на котором было написано черными буквами по белому: «Добро пожаловать в Ад!». Причем, «Ад» — красным, как кровью…
5
Низ национальной одежды прибалтийских женщин очень напоминает белые колготки.
Вновь пробежал пальцами по струнам… Песня полилась как бы сама собой:
Ну конечно же, это не срок, И кому-то покажется мало. Но порой не хватает тех строк Рассказать то, что нам выпадало. И я думаю, что не сразу Осознает иной депутат То, что шли мы сюда по приказу. Генерал, офицер и солдат.…А перед глазами все тот же зимний Грозный. Грязь, слякоть и снег. Вот так вот: все вместе. Низкая облачность. Авиация бездействует. В радиоэфире бардак: наши, «чехи» — все перемешалось. Стоит сплошной мат, из которого удается вычленить не более десяти процентов значимой информации. Командование не в курсе кто и где находится, следствием чего нередко причиной потерь являются даже не «духи», а «дружественный» огонь…
И пускай о нас пишут сурово, Не понять, где там правда, где ложь. Ох, как ранит обидное слово, Мы-то знаем: больнее, чем нож. И я думаю, что не сразу Осознает иной депутат То, что шли мы сюда по приказу. Генерал, офицер и солдат.Нина Федоровна задумчиво сидит, подперев щеку рукой. В глазах грусть. Похоже, вспомнила что-то свое… У Владимира Игнатьевича желваки на скулах вздулись. Тоже о чем-то думает…
Мы солдаты. Тем сказано чисто. И не каждому это понять, Как солдатские наши дороги С зовом сердца расходятся вспять. И я думаю, что не сразу Осознает иной депутат То, что шли мы сюда по приказу. Генерал, офицер и солдат.У Марины глаза на мокром месте. До чего же она все-таки впечатлительная. А душа и вправду чистая, незапятнанная, способная сопереживать. Складывается ощущение, что она мысленно сейчас тоже вместе со мной. В Грозном…
Пусть история всех нас рассудит И оценку каждому даст. Пусть о павших никто не забудет Пусть хоть кто-то расскажет о нас. И я думаю, что не сразу Осознает иной депутат То, что шли мы сюда по приказу. Генерал, офицер и солдат. То, что шли мы сюда по приказу. Генерал… офицер… и солдат… [6]Еще раз перебрал струны и замолк… Некоторое время стояла ничем не прерываемая тишина. Нарушил ее отец Марины:
6
Автор неизвестен. Впервые услышал в 1995 году в комендатуре № 4 г. Грозного в исполнении оперуполномоченного уголовного розыска из Твери Виталия по прозвищу Черепашка-ниндзя.
— Хорошая песня, Жора! Главное, правдивая. Этим депутатам и иже с ними… А! — только махнул рукой. — Сразу видно, через себя, через душу все прошло. С чужих слов так не напишешь. Что, пришлось столкнуться?
— И не один раз, Владимир Игнатьевич! А самое главное, что облить армию грязью готовы были многие, да и сейчас тоже, особенно политики. Но вот реально помочь чем-то — считанные единицы, да и те — просто порядочные люди, практически не связанные с властью.
Память сразу же, как бы в подтверждение сказанному, услужливо подсунула события, произошедшие почти сразу после моего возвращения из плена.
По какой-то надобности посетил отдел социальной защиты. Все как обычно: толпа бабулек в очереди, переговаривающихся о чем-то своем. Свободных сидячих мест для ожидания практически нет. Заняв очередь, примостился с краю довольно неудобной скамейки. Следом за мной вошел молодой паренек, приблизительно лет двадцати. Одноногий, на костылях. Худющий…
— Кто крайний?
— За мной держитесь, — ответил, уступая ему место.
Про себя машинально отметил: «крайний» сказал, а не «последний». Случайность, скорее всего… Разговорились с ним. Чем еще заниматься в ожидании? Тем более, очередь не особо живо продвигается. Выяснилось, что Андрей, как зовут паренька, не первый раз уже посещает сие заведение. Вечно находится какая-то причина, чтобы отправить за новыми справками. Как будто нельзя сразу объяснить, чего конкретно не хватает. Ногу потерял под Аргуном в девяносто пятом — осколком оторвало. В общем, побеседовать было о чем… Наконец, подошла моя очередь.