В 12.00 18 октября 9 Ju-88 из KG76 совершили налет на станцию Чапчачи, сбросив на нее 90 фугасных и осколочных бомб. В результате были разрушены 3 здания, водяной резервуар для паровозов, 20 звеньев пути, порваны электрические и телефонные линии связи, сгорели 22 железнодорожные цистерны и 2 платформы. Пожар продолжался в течение суток.

23 октября степь за Волгой снова наполнилась гулом авиационных моторов. «В этот день 8-я эскадрилья вылетела во главе с «1G+LS» командира эскадрильи гауптмана Кюеднау атаковать поезда около озера Эльтон, – писал в рапорте В. Хартл, находившийся на самолете-лидере в качестве бортрадиста. – По этой железной дороге Саратов – Астрахань русские доставляли подкрепления и снабжение в Сталинград. Этот налет на железнодорожные станции и поезда проводился на относительно большой высоте 7 машинами.

На обратном пути нас атаковали 3 истребителя МиГ. Один из них напал на нашу командирскую машину и тут же попал в зону заградительного огня других Не-111. После того как весь мой экипаж изо всех сил стал кричать: «Стрелять! Стреляйте! Стрелять!» – я подпустил охотник на дистанцию около 50 м, а затем выстрелил весь барабан в двигатель МиГа. Внезапно из него вырвался черный шлейф дыма, и он пролетел среди нас.

Никто из нас во время боя не видел, кому именно принадлежала эта победа. Позже ее признали за мной. Документы для этого было так трудно оформить, что командир в шутку сказал: «Хартл, сделайте мне одолжение и не сбивайте больше русских!» [150]

В течение 24 октября германская авиация одиночными самолетами и группами по 6–10 самолетов наносила бомбовые удары по населенным пунктам Юста, Шамбой, Давена. На железнодорожную станцию Верблюжья были сброшены 32 фугасные и осколочные бомбы, а на станцию Досанг – 36 бомб. При этом истребительная авиация 102-й иад ПВО, базирующаяся в Астраханском крае, произвела 5 самолето-вылетов на прикрытие железной дороги Астрахань – Досанг и шоссе Астрахань – Красный Худук. В 8.40 в районе Сероглазово летчики двух Як-1 увидели группу из 8 Ju-88, направлявшуюся на бомбардировку железной дороги в районе Астрахани, однако в бой вступать побоялись и отвернули в сторону, позволив немцам спокойно атаковать свои цели.

Потери поездов были огромны, но движение все же оставалось достаточно интенсивным. Это оказалось возможным лишь благодаря нечеловеческим усилиям железнодорожников. На самых опасных участках эшелоны сопровождали специальные аварийные команды. Гоняя на грязных запылившихся полуторках по степи, объезжая многочисленные воронки и озера разлившейся нефти, они мчались к очередному разбомбленному участку дороги и ликвидировали последствия налетов, растаскивали горящие вагоны, спешно восстанавливали поврежденные пути. Зачастую изрешеченные пулями и осколками цистерны и паровозы спасали методом забивания деревянных пробок в отверстия и, кое-как подлатав, отправляли дальше. Нередко ремонтникам приходилось занимать место погибшего машиниста в кабине паровоза и вести его дальше. Убитых хоронили прямо возле полотна в воронках от бомб, присыпая трупы землей и песком.

Но самое удивительное, что по железной дороге продолжали двигаться не только эшелоны с нефтью и воинские составы, но и пассажирские вагоны.

С.Г. Антонов вспоминал: «Мы ехали по железной дороге в сторону Саратова. Ощущение было такое, что эшелон движется по тоннелю, так как справа и слева непрерывными рядами громоздились остовы сгоревших вагонов и цистерн, в вагоне было все время темно. Первый день пути прошел спокойно, а вот на второй наш поезд в районе станции Богдо попал под бомбежку. Высунувшись из окна, я отчетливо видел два двухмоторных самолета, пикировавшие прямо на нас! Неподалеку раздались взрывы, и поезд остановился, люди бросились в стороны. А немцы развернулись и стали обстреливать нас из пулеметов. Мне запомнилась девушка, прошлой ночью родившая ребенка прямо в вагоне. Во время налета она погибла…»

Машинист Сергей Веревейкин, в конце октября впервые отправившийся в рейс из Саратова в Астрахань, вспоминал: «Уже после станции Палласовка я увидел десятки разбитых вагонов, брошенных паровозов, стоявших вдоль полотна. Но пейзажи, открывшиеся дальше, были поистине ужасными. Станция Эльтон представляла собой сплошные развалины, не было видно ни одного уцелевшего дома или сарая, кругом зияли воронки, кучами валялись обломки вагонов, колеса, рядами стояли обгоревшие и дырявые, как решето, цистерны. Скорость движения была черепашьей, и дальше все 120 км до Баскунчака я только и видел сгоревшие поезда, разлитую нефть, горы искореженных рельсов, стертые с лица земли станции. Все это было ужасно» [151] .

Фактически вся степь на протяжении 600 километров от Палласовки до Астрахани превратилась в огромное кладбище поездов. Только на станцию Баскунчак в течение октября немецкие самолеты сбросили 1374 авиабомбы разных калибров!

В конце сентября казалось, что битва за «крепость» Сталинград идет по севастопольскому сценарию и близится к финалу. 26-го числа немецкие войска захватили административные здания в центра города. «После полудня немецкий военный флаг развевается над зданиями большевистской партии, – записал в дневнике Рихтхофен. – Половина города в руках немцев».

Экипажи «Штук» выполняли по нескольку вылетов в день. «Это означало, что нам нужно для каждого вылета на все про все не более 45 минут, включая руление на старт, взлет, полет к цели, подъем на высоту 4000 метров, обнаружение цели, пикирование для бомбового удара, полет на малой высоте, посадку, рулежку на стоянку, – вспоминал майор Пауль-Вернер Хоццель, командир StG2 «Иммельманн». – Затем новая загрузка, короткий технический ремонт – еще 15 минут. Из-за непосредственной близости противостоящих сил воздушные атаки на вражеские позиции всегда были сложными. Подробные аэрофотоснимки позволяли идентифицировать почти каждое здание (те, которые все еще стояли, во всяком случае), так что инстанции, осуществлявшие взаимодействие между войсками и авиацией, могли направлять пилотов «Штук», также имевших подробные карты их целей. Главное было не ударить по собственным войскам, часто находившимся в соседних зданиях или в нескольких десятках метров от цели. Пилоты были гораздо более осторожными, чем обычно, чтобы положить их бомбы точно на цели, и всегда стремились точно определить позиции немецкой пехоты» [152] .