— Тай, будьте осторожны, — обеспокоенно сказал Джавис, — может, возьмёте с собой несколько человек?

— Эндрю, это не солдаты, а матросы, так что они вряд ли мне помогут, будут только обузой, — ответила Таиса и попросила: — Вы лучше приготовьте команду к эвакуации, эти чёрные могут рвануть за мной, как только освободятся, конечно, я не буду их освобождать от кандалов, только отсоединю от общей цепи. Будьте готовы погрузиться в шлюпку, как только я покажусь на палубе.

— Но как вы с ними объяснитесь? Да и… — попытался возразить Джавис.

— Не беспокойтесь, Эндрю. Язык жестов — универсальный язык, а я, как вы знаете, очень хороший фехтовальщик, это в драке даёт очень большие преимущества перед неподготовленным человеком, а дикари такими и являются. К тому же я не собираюсь драться со всеми, только остановить ближайших, если они попробуют напасть. Но думаю, до этого дело не дойдёт — я ещё и быстро бегаю. А гнаться за быстро бегущим человеком после долгого неподвижного сидения… Сами понимаете. Просто будьте готовы сразу отчалить, — Таиса попыталась успокоить капитана второго ранга. Джавис вздохнул, а Таиса добавила: — Я полностью уверен в своих силах, поэтому и вызвался.

Мбонга, могучий воин и теперь уже бывший вождь племени, неподвижно сидел, как и остальные прикованные к длинной цепи, тянувшейся через весь трюм. Вернее, его наручники были прицеплены к другой, потоньше, которая и была присоединена к толстой цепи. Это давало иллюзию относительной свободы, но в трюме было столько людей, что перемещаться удавалось меньше чем на полшага от места, где сидел. А Мбонгу приковали в самом конце большой цепи, у самого люка в трюм. Он мотнул цепью и зарычал от бессилия, его — могучего воина и вождя племени, как и остальных воинов, белые обманом захватили и лишили свободы, и теперь по большой воде везут неизвестно куда. Внезапно открылся люк, и там показался один из белых — маленький и хрупкий на вид. Мбонга снова зарычал, но теперь уже яростно и бросился на этого, так неосторожно подошедшего близко человека — длина тонкой и короткой цепи позволяла. Но схватить этого белого могучий воин не смог, его самого что-то с лёгкостью подняло над полом. Другие воины с удивлением и даже страхом смотрели на своего вождя, хрипящего и болтающего в воздухе ногами. Вошедший был гораздо выше Мбонги и легко поднял того! Могучее тело, покрытое пепельной шерстью, и глаза — жёлтые, с вертикальными зрачками, да ещё и светились! Это мог быть только демон! В том, что это демон, стало ясно из дальнейших его действий — большим когтем демон легко разрезал железный наручник вождя! Отбросив Мбонгу в сторону, демон спросил глухим, рычащим голосом:

— Вы хотите выбраться отсюда? Или хотите здесь сдохнуть! Если хотите выбраться, то слушайте меня!

С этими словами демон протянул Мбонге нож, потом бросив неизвестно откуда появившихся у него с десяток ножей дикарям, показал, как надо вынимать штифты, чтоб освободиться от наручников (пленники были не прикованы — заковывать, а потом расковывать слишком долго). Но у бывших воинов не получилось освободиться, некоторые только глубже забили штифты, скрепляющие наручники с цепью.

— М-да, пожалуй, даже ножи для вас сложно, хватило бы простых дубинок, — тихо пробурчал демон и, оскалившись в усмешке, взмахнул когтистой лапой (чтоб у закованных в наручники не осталось никаких сомнений кто их благодетель, в трюме разлился красноватый свет), а потом штифты исчезли, отсоединяя железные браслеты от общей цепи.

— Наручники снимите сами, докажете, что вы достойны свободы! — прорычал демон и тихо добавил: — Снимите, если догадаетесь как, если нет, то так и ходите.

Усмехнувшись зубастой пастью, демон указал в проход, ведущий из трюма на палубу:

— Ножи вон там!

Действительно, там стояли открытые ящики, в которых лежали ножи. Частично освобождённые пленники (металлический браслет, к которому была прикреплена цепь, был только на одной руке), создавая давку в узком проходе, бросились к ящикам с ножами. А демон исчез, будто его и не было.

— Быстрее, Талиас! — закричал Джавис, появившейся на палубе Таисе. Она в три прыжка покрыла расстояние, оделявшее её от шлюпки. Матросы налегли на вёсла, и шлюпка ушла от удаляющегося корабля. В наступающих сумерках было видно, как содрогнулся, останавливаясь, его корпус — корабль налетел на мель. Судя по силе удара, корабль получил значительные повреждения.

— Эндрю, а мы не перестарались? «Красотка» не развалится раньше времени? — обеспокоенно спросила Таиса. — Наши подопечные смогут добраться до берега?

— Корабль хорошо сел на мель, дно здесь твёрдое, начинается отлив, а они в этих широтах сильные, так что через два часа они окажутся на суше. А вот если не покинут корабль, то точно утонут — прилив разломает корабль! Но это вряд ли, хоть какой-то инстинкт самосохранения у них должен же быть, — пояснил, ухмыляясь, капитан второго ранга Джавис. Таиса только покачала головой, конечно, пленники с «Красотки» отважные воины, но дикари есть дикари.

Подобрав шлюпку с временным экипажем «Красотки», «Неустрашимый» остался на якоре в некотором отдалении от берега. Но экипаж корабля был готов к активным действиям в любую минуту, это касалось прежде всего морской пехоты лейтенанта Доугберри. Лорд Солсбэр предполагал высадиться, как только появятся первые признаки бунта рабов на плантациях. Как он сказал — для того чтоб взять под защиту поместье плантатора Аткинса, одного из богатейших людей Артарики и одного из наиболее видных деятелей движения оппозиционного властям Альбиона. Долго ждать не пришлось, хорошо видимый, даже с такого расстояния, пожар, вечером вспыхнувший в рабском посёлке, послужил сигналом. Вместе с морской пехотой в поместье Аткинса направились: сам Харни Солсбэр, как он сказал — для ведения плодотворных переговоров; Таиса, как талисман лорда, приносящий ему удачу; лейтенант Франо, выразивший желание сопровождать Таису, да и интересно было молодому человеку, тем более что он успел сдружиться с Таисой.

Иззекая Аткинс работал в своём кабинете. Он писал наброски к документу, который хотел назвать — декларацией независимости. Его об этом попросили друзья — такие же плантаторы, как и он, члены пока ещё тайного совета, но уже придумавшие ему звучное имя — конгресс (это когда выйдут из подполья и заявят о себе в полный голос). Работа была очень ответственная, поэтому Иззекая попросил домашних его не беспокоить по пустякам, тем более что и жена, и дочь присутствовали в поместье, а они, как известно, любой свой пустяк считают наиважнейшим делом. Аткинс удовлетворенно откинулся в кресле — этот оборот речи он посчитал особо удачным, ещё раз перечитав написанное, собрался продолжать дальше, как в кабинет ворвалась его жена.