Спустя томительную вопрошающую паузу, произнесла уже без напора, будто выдохнула:

— Пасынок дарков… ненавижу…

Андрей молчал. Грация «сдулась» и точно сбросившая энергию пружина, расслабленно опустилась на пол. Через полстатера гнетущей тишины, закрыла лицо руками и тихо, без слез, зарыдала. Только плечи предательски вздрагивали.

Муж сидел пораженный. Все, что она говорила — грубое искажение фактов. Сколько раз он их спасал, не щадя себя? Разумеется, без спроса. Но кто о таком спрашивает? Да, решает всё сам, но всё — на пользу скорее другим, чем ему самому. В чем — в чем, а в трусости и эгоизме Чика не обвинишь. Даже нежелание становиться Богом, о чем не ведает Грация, по глубокому убеждению Андрея, не трусость, а подвиг. О многом мог бы возразить любящий супруг, но… все затмевала одна-единственная мысль: «Она его всё еще любит…», — это отупляло. Ревности, как ни странно, не испытывал. Скорее жалость… в том числе и к себе.

Андрей, не произнеся ни слова, покинул плачущую жену и сходил в подвал. Вернулся с кувшином красного, самого крепкого вина и двумя бокалами на смешных тонких ножках. Налил себе, наполнил вторую чашу и, не предлагая Грации, выпил свою. Наполнил еще раз и проглотил одним махом. Грация отняла руку от покрасневшего лица, не глядя, но ловко взяла свой бокал и осушила посуду не хуже мужа, практически за один глоток.

Когда из кувшина упала последняя капля, Андрей нарушил молчание:

— Схожу за вторым? — спросил спокойным тоном, будто ничего не случилось.

— А пьяной можно посвящаться? — поинтересовалась Грация.

— Не знаю, — муж пожал плечами, — наверное, можно. Богам без разницы.

— Неси тогда чашу, иголку и чего там еще нужно… а где бы алтарь устроить?

— Пошли в столовую. Стол — в самый раз. И рисовать на нем легко. Во! За вином придется сходить — красное на белом хорошо смотрится. Использую вместо краски, — говорили о предстоящем неоднозначном действе, как о давно согласованном решении, как о сущей безделице.

— Идем, — согласилась Грация и поднялась с пола.

Андрей, выкинув из головы все сомнения, тщательно обрисовал «винными рунами» золотую чашу. Точнее та, судя по размерам и искусной чеканке, скорее всего использовалась как ваза под фрукты. Но это не суть важно.

— … прими Эледриас сию душу под свое попечение… — Андрей заканчивал молитву чужому Богу и чувствовал необыкновенное воодушевление, — Грация, повторяй за мной, — обратился к жене неожиданно торжественным тоном, — Я, Грация, ранее не посвященная никому из Богов…

Жена повторяла не менее торжественно и в её взоре горела… вера. Невозможная вещь! Еще четверть назад она ни капли не верила, а тут…

Ритуал прервал сотрясшийся дом. Сразу после этого снизу послышались гомон и крики множества людей:

— Княжна!!!

— …месхитинские отродья!..

И две четверти не простояла хваленая Андреем защита. А может хозяева, занятые собой и подготовкой к посвящению, просто не замечали неудачных атак? Кто знает.

Андрей напрягся, но Грация непререкаемым тоном потребовала:

— Не смей прекращать, вино скоро всосется, — каганский стол «впитывал» в себя весь мусор, в том числе и пролитые продукты.

Лихо думая: «Была — не была! — выражение Чика, кстати», — «жрец» продолжил обряд.

Капля крови бесследно исчезла в золотой посуде и девушка на мгновение замерла с совершенно пустыми глазами. Моргнула раз, второй и… Андрей, чутьем воина-мага, в самый последний момент нагнул жену и толкнул под стол. Стрела, сверкающая каким-то Знаком, прошла в опасной близости от его головы. Оскалившись не хуже Чика, Андрей вошел в боевой транс.

Отклонившись от их стрел, зарубил двоих воинов. Пару магов из широкого дверного проема вынесли его «ледяные стрелы», а буквально за несколько мгновений до этого их структуры легко разрушились «обтекателем». Вот что значит многомесячное безделье и расслабленность. Посылали-то в пятно самых опытных и умелых. И вдруг на входе в столовую возник воин, закованный в чешуйчатую «золотую» броню, явно длинную для его среднего роста. Голову и лицо закрывал чешуйчатый же капюшон с маской, изображающей кагана. А может и альгана — цвет-то желтый, не понять.

«Ого! — удивился Андрей, — сплошные латы из чешуи Золотого дракона! Сам Джабул пожаловал…», — одновременно думал, как бы его поразить.

Виновника бед Гелинии он определил давно. Кроме наместника — больше некому. Он один посещал её после… воздействия. Ему она подписывала неизвестные документы, и он же жил до неё в том самом дворце. Являлся воином-магом Пылающим.

Такие латы, точнее жалкие неполные копии подобных доспехов встречались редко. Да что там! По всей Гее существовало штуки три от силы и пробить их считалось невозможным. Ни Силой, ни железом с самым затейливым Знаком.

Андеевская «ледяная крошка» бессильно стекла с чешуек, но и «огненный вихрь» не причинил Текущему, одетому в обычную кольчугу, никакого вреда. Противники, поигрывая мечами, медленно сближались. Андрей внешне вяло отбил чью-то стрелу и вдруг из-под маски раздался голос:

— Всем отстать! Не стрелять, он мой, — в нем слышалось столько властности и превосходства на каким-то там жалким Текущим, что непрерывно прибывающие воины и склонные к Силе, сгрудились за пределами столовой, но войти не посмели.