Стань легендой, продемонстрируй мужество, прими последний бой, и внуки тех, кто сейчас предает тебя, напишут в твою честь стихи и воздвигнут памятники…

По прошествии четырех недель он потребовал в камеру книги по истории права; работал методически, напористо. Зная, что в глазок за ним постоянно наблюдают стражники, заставил себя постоянно следить за лицом, манерой двигаться по камере; легенда начинается здесь, сейчас; американские ублюдки не могут не поделиться со своими друзьями, родными, знакомыми тем, что они видят каждый день. Нет, не раздавленный и потерявший себя человек сидит в камере, но уверенный в своей исторической правоте борец, спокойно смотрящий в глаза тех, кто присвоил себе право обвинять его, рейхсмаршала «Великой Римской империи германской нации».

Когда американцы вызвали его на допрос и Адриан Фишер сообщил, что он может выбрать себе адвоката, Геринг лишь пожал плечами:

— Вы думаете, что в той атмосфере истерического страха, который царствует в оккупированной Германии, кто-то решится защищать второго человека империи? Зачем делать из процесса фарс? Я полагаю, самым достойным в создавшейся ситуации — отказаться от защитника. Зачем ставить несчастного немца в безвыходное положение? Полагаю, самым достойным с моей стороны будет собственная защита. Полагаю, что лично я, Герман Геринг, в защите не нуждаюсь, речь идет о защите тех принципов, которым я следовал…

То же он заявил и британским военным юристам; присутствовавший на первом допросе чиновник министерства иностранных дел послал в Лондон шифротелеграмму, в которой сообщал, что Геринг «не похож на поверженного врага и полон решимости использовать Нюрнбергский процесс как место, где он сможет пропагандировать нацистские идеи».

И лишь после этих встреч, после того, как врачи и охранники собрали досье на каждый час, не то что день, проведенный Герингом в тюрьме, лишь после того, как это досье было изучено психиатрами, криминалистами, социологами, Уильям Донован, шеф распущенного к этому времени ОСС, новый заместитель главного обвинителя от США, вызвал Геринга на допрос-один на один.

— Меня зовут Уильям Донован, — представился он, — воинское звание генерал, я заместитель главного обвинителя от Соединенных Штатов.

— Да, я знаю об этом.

— Я намерен предложить вам кофе. Вы позволяете себе кофе?

— Да, позволяю.

— Это не реанимирует вашу пагубную страсть к кокаину? Все же кофе — какой-никакой, а наркотик.

— Вы пользуетесь необъективной информацией. Я никогда не употреблял наркотики.

— Это информация, почерпнутая мной из истории болезни, которую вели врачи, прикомандированные к вам и вашей семье. Все они были членами партии и ветеранами СС. Неужели вы не верите членам партии и ветеранам СС?

Геринг улыбнулся:

— Но ведь фюрер поверил мерзавцам из партии и СС, когда те устроили заговор против меня. Он был так доверчив… А вот я не верю тем, кто записывал в мою историю болезни гнусности, чтобы потом давать против меня показания победителям. Форма торга, вполне распространенное явление в мировой истории, лишнее свидетельство человеческого несовершенства, которое может исправить лишь сильное государство, требующее от личности максимального выявления здорового начала, а не низменного…

— Мы придерживаемся на этот счет иной точки зрения.

— История нас рассудит.

— Уже рассудила.

— О, нет! Главный суд истории впереди, поверьте моему слову.

— С вашим участием? — усмехнулся Донован.

— Нет. Мы с вами прекрасно знаем, кого я имею в виду.

— Вот поэтому я и хочу с вами поговорить откровенно.

Не жду ничего хорошего от откровенного разговора заключенного и обвинителя.

— Не торопитесь быть столь категоричным. Вы же политик. Где ваша выдержка?

— Порою для политика значительно важнее твердость, чем выдержка, как предтеча безвольного компромисса.

— Я должен вас понять так, что вы не заинтересованы в продолжении разговора? Это не допрос, повторяю. Вы вправе отказаться от разговора, я пригласил вас именно для разговора.

— Естественно предположить, что ваши сотрудники фиксируют каждое слово, произнесённое здесь?

— Нет. Я попросил, чтобы наш разговор не записывали.

— Вы обратились с такой просьбой, как заместитель обвинителя или же как начальник американской разведки?

— У вас прекрасная осведомленность, поздравляю. Думаю, это облегчит нашу беседу.

— Хотите внести какие-то предложения?

— Я бы не советовал вам переходить границы, Геринг. Это не в ваших интересах. Вы преподали человечеству целый ряд уроков, в частности, вы довольно тщательно разработали методы закрытых процессов, когда подсудимые лишались права общения с миром, их слова были обращены в пустоту. Я несколько раз смотрел фильм, снятый вашими кинематографистами о процессе над участниками покушения на Гитлера… Мы пытались найти те пленки, в которых несчастные говорили о том, отчего они решились на такой подвиг, но, увы, все было уничтожено вами.