По старинному обычаю, жениху следовало еще исполнить шутовскую роль в игре «тюйебас» — «верблюжья голова». И хан исполнил бы ее, чтобы показать свою простоту и вежливость возвратившимся под его знамя родам, но женщины сами не позволили ему сделать это. Они лишь усадили его опять на шелковые подушки и ограничились скоромными шутками. Хан повернул голову направо и тут только увидел свою будущую седьмую жену. Она полностью оправдывала свое имя Акторгын, что значит «Белая кисея». В белоснежной накидке и поддевке с золотым позументом, она едва слышно перебирала струны маленькой домбры, и целая охапка перьев филина мягко колыхалась на ее круглой шапке в такт звукам. Да еще тихо вздрагивали длинные ресницы, прикрывающие большие черные глаза…

— Ах, забыли мы задернуть полог! — Молодая и красивая тетушка невесты вскочила и плавным движением белой руки скрыла девушку от мужских взоров. — Раньше вознаградите меня, дорогой зятек, за такое удовольствие!..

Все засмеялись. Теперь и у хана Хакназара повеселили глаза. Морщины на его суровом лице разгладились, и сразу стало видно, что он еще относительно молод. Глаза его невольно стрельнули в сторону задернутой зановески. И в этот момент в юрту вбежал шабарман — гонец. По одежде его можно было сразу догадаться, что он из присырдарьинских родов, а по слою пыли на ней — что он скакал без отдыха день и ночь, чтобы доставить хану важное известие. Прищуренным взглядом окинув присутствующих, шабарман склонился перед ханом:

— Мой хан-государь, срочная весть!..

Хан впился в него взглядом, припоминая:

— О, ты не Кияк-батыр?!

— Да, это я, мой повелитель-хан!

Молча поклонившись прекрасной родственнице, хан Хакназар вышел с гонцом в сад. Присутствующие зашептались. Откуда-то стало известно, что Кияк-батыр прискакал из далекого Каратала. Но какую весть привез он, никто не знал. Вскоре хан вернулся, а гонец, сменив взмыленного коня, тут же поскакал назад в Белую Орду…

— Обычное донесение, так что не нарушайте торжества! — сказал вполголоса хан, и все продолжалось в приятном порядке.

Глубоко задумался Хакназар…

Бухар-жырау прервал свой рассказ. Как раз в этот момент раб Ораз пошел вторично готовить еду для гостей. Он сгреб угли табылги в одну горстку, и в юрте стало светлее. Юный Абулмансур не мигая смотрел на огонь. Вдруг он сказал:

— Хан Хакназар зря доверился рабу.

— Почему? — удивленно спросил Бухар-жырау.

— Кияк-батыр из рабов, а раб, знающий сокровенные мысли хозяина, подобен змее за пазухой.

Снова холодок пробежал по спине жырау. Неужели этот юноша и впрямь лишен человеческого сердца? Он не ошибся в своих предчувствиях — над головой того, кто готовит им сейчас пищу, повис топор!..

Вернулся Ораз с кувшином и тазом для омовения рук. Бухар-жырау продолжал наблюдать за Абулмансуром. Если тот выдает себя за младшего табунщика, то ему не мешало бы быть поскромней. Только слепой не заметит, что в то время, когда старший хлопочет возле заблудившихся на охоте путников, подросток ведет себя со знатными гостями как равный. Вместе с ними подошел он к тазу, и раб предупредительно полили ему на руки воду…

Они молча поели, передохнули после еды. Ханские туленгуты не появлялись, и жырау продолжил свой рассказ о прошлом…

Хану Белой Орды Хакназару было над чем подумать… Давно уже испортились отношения между ханом Хакназаром и султаном Шагаем. А когда Шагай положил начало расколу Белой Орды, совсем еще юный Хакназар объявил его вне закона. Воспользовавшись малолетством Хакназара и безмерным деспотизмом Тахир-хана, Шагай в то время отделил от Казахского ханства большую часть Туркестана и в нарушение всех законов степи провозгласил себя самостоятельным правителем.

Но с этим можно было бы смириться и образовать хотя бы общий союз родственных государств. Однако самозванец пошел дальше в своем вероломстве, заключив соглашение с самыми лютыми врагами Казахского ханства — шейбанидами, потомками кровавого Абулхаира. Простить это было уже невозможно. Так и случилось, что сыновья Касыма и Жадика — прямые отпрыски хана Джаныбека — превратились в кровных врагов.

И вот, как-то возвращаясь из очередного набега, султан Шагай остановился передохнуть в ауле одного бывшего абулхаировского батыра из рода конрад. Был он в скромной одежде, и никто не узнал его. В степи не принято расспрашивать остановившегося на ночлег человека, кто он и откуда.

Ночевал Шагай-султан в юрте аксакала Абулькасыма — правнука Урчи-батыра. И случилось так, что юная дочь хозяина юрты влюбилась в статного горбоносого путника, хоть Шагаю перевалило уже к тому времени за сорок. Он тоже не остался равнодушным и ночью побывал на ее ложе. Так пришелся ему по сердцу этот нераскрывшийся бутон, что, возвратившись к себе на родину, султан сдержал данное в ослеплении страстью слово и послал к аксакалу Абулькасыму сватов, а также причитающиеся в счет калыма подарки…

Но аксакал Абулькасым был глубоко предан Казахскому ханству и держал в междоусобном споре сторону Хакназара. Узнав, что у него гостил ненавистный Шагай-султан, который вдобавок хочет породниться с ним, он наотрез отказал сватам. Аксакал к тому же боялся, что, узнав про все это, хан Хакназар может подумать что-нибудь недоброе о нем самом. И в тот же день он отправил письмо отцу нареченного жениха своей дочери — правителю Созака Сулеймену-ходже: «В нашем саду дозревает обещанный вам плод. Пора снимать урожай, пока не польстились на него перелетные птицы…»