Не имея сил сражаться, Чингис начал переговоры с Ван-ханом и Чжамухой, требуя объяснения причины вражды. В длинном наказе послам, отправляемым к Ван-хану, он перечислял все услуги, оказанные им самим и его отцом кереитско-му хану: «Хоть я и низок родом, а не занимать мне многолюдства. Хоть я и низок родом, а не занимать мне благородства. Когда у повозки о двух оглоблях сломается одна оглобля – и волу ее не свезти. Не так ли и я был твоею второй оглоблей? Когда у двухколесной телеги сломается одно колесо – нельзя на ней ехать. Не так ли и я был у тебя вторым колесом?.. За какую вину мою прогневался ты на меня теперь, хан и отец мой? Пошли ко мне посла для объяснения своего неудовольствия!» [Сокровенное сказание, с. 134–136].

Обратим внимание на то, что, хотя бы на словах, Чингисхан готов признать свое младшее партнерство, он величает Ван-хана «ханом и отцом», таким образом полагая себя подданным и сыном.

Положение самого Ван-хана, видимо, было не из лучших. Он победил, но не уничтожил Темучжина и знал, что тот при случае быстро соберется с силами и отомстит. Кругом были враги – найманы, Чжамуха, недобитые меркиты и тайчиуты, а он остался один, без союзников, «в прекрасном небе властелин, в прекрасном небе, но один».

Поэтому, судя по «Тайной истории», пламенные речи Чин-гис-хана, переданные его послами, вызвали у Ван-хана прилив раскаяния. Ван-хан сказал:

Если теперь я увижу своего сына, да умыслю против него худое, то пусть из меня вот так выточат кровь!»

И в знак клятвы он уколол ножом мизинец и, «выточив из ранки берестяной бурачок крови, просил передать его своему сыну» [Сокровенное сказание, с. 136], которого совсем недавно помышлял лишить улуса.

Послание (также, разумеется, устное) к Чжамухе-анде было более резким и обличительным: «Ты из ненависти разлучил меня с ханом и отцом моим. Бывало, тому из нас, кто вставал раньше, полагалось пить из синей чаши отца и хана. Вставая раньше, я и получал право пить из нее. Вот ты и возненавидел меня с тех пор из зависти. Осушайте же теперь отцову ханскую синюю чашу! Не много отнимете у меня!» [там же, с. 136–137].

Вражда Чингиса с Чжамухой, соперничавших с раннего детства, вспыхивала нередко по незначительным поводам, но она была глубокой по сути, а потому и более непримиримой, так как дело шло о власти над монголами.

Алтану с Хучаром, некогда возведшим Темучжина в ханское достоинство, а теперь покинувшим своего хана, Чингис напомнил историю своего избрания, когда не он, а любой из них мог быть избран ханом и не захотел этого. Если бы кто-то из них был ханом, уж он-то, Темучжин, служил бы ему верно и преданно. «Открыто ли вы хотите покинуть меня или надумали покинуть коварно и лицемерно?» [там же, с. 137] – задавал он им вопрос, скорее риторический, чем по существу, так как эти знатные монголы, некогда избравшие его ханом, ныне уже были в стане его врагов. Судя по словам послания еще к одному перебежчику («ведь моего улуса Алтан с Хучаром, конечное дело, никому не дадут» [там же, с. 138]), Чингис считал Алтана и Хучара реальными претендентами на его ханское место в улусе монголов.

В версии Рашид-ад-дина, Чингис прямо заявляет Алтану и Хучару: «Вы оба задумали убить и оставить меня брошенным на темной земле либо упрятать лежать под землю» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 129]. Становится понятной суть новой вспышки вражды – это была борьба за то, чтобы лишить Чингиса власти в монгольском улусе, покончить с ним самим. Слишком опасен стал Чингис после победы над татарами. Чжамухе и примкнувшим к нему «природным ханам» Алтану и Хучару стало не по душе резкое усиление власти Чингис-хана. Ван-хан и Сангум, как мы видели, были вовлечены в борьбу с Чин-гисом монголами – его соперниками.

Дипломатическая акция Чингис-хана, несомненно, имела значение отвлекающего маневра. На деле он собирал разрозненные силы, сжимая их в кулак, ожидая лишь удобного момента, чтобы разделаться со своими противниками.

Раненому Сангуму Чингис велел сказать, что тот торопится стать ханом еще при жизни его отца, Ван-хана. Чингис хотел вбить клин между отцом и сыном. Взбешенный Сангум в ответ заявил, что Чингис никогда и не именовал его отца иначе как старым разбойником, и приказал откармливать коней и готовиться к новой войне с Чингисом [Сокровенное сказание, с. 138]. В «Юань ши», в хронике царствования Тай-цзу – Чингис-хана, в уста Сангума вложены такие слова: «Если мы победим, то поглотим его, если он победит, то поглотит нас. Зачем много говорить?» [Юань ши, цз. 1, с. 66]. Сложившаяся ситуация охарактеризована Сангумом предельно четко.

Размежевание происходило постоянно. Вот что сообщает Рашид-ад-дин: «Когда Чингис-хан отправил посла Он-хану, он подчинил себе важнейшую часть племени кунгират и ушел в Балджиунэ. Племя куралас обратило в бегство Боту из племени икирас. Уходя разгромленным от них, он присоединился к Чингис-хану в этом месте… Они там вместе жили и пили воду Балджиунэ. В то время Джочи – Касар жил отдельно от Чингис-хана. Войско Он-хана совершило набег на его жен и детей в местности Караун-Джиун. Он же сам уходил [к Чингис-хану]. Он настолько обеднел и лишился всяких средств к существованию, что варил падаль и чаруки [38] и ел. От такой еды он изнурился. Нагнал он Чингис-хана на стоянке в Балджиунэ» [Рашид-ад-дин т. I, кн. 2, с. 131, 132].