Словом, Питу заколебался, входить или нет: он читал «Красную Шапочку».

– Эй, папаша Клуис! – крикнул он.

– Чего? – отозвался мизантроп.

Питу ободрился: он узнал достойного анахорета по голосу.

– Ага, вы на месте, – пробормотал он.

Затем шагнул внутрь и, расшаркиваясь перед хозяином дома, любезно вымолвил:

– Добрый день, папаша Клуис.

– Кого там принесло? – спросил раненый.

– Это я.

– Кто это – я?

– Я, Питу.

– Какой еще Питу?

– Да как же, Анж Питу из Арамона, знаете?

– А мне какое дело до того, что вы Анж Питу из Арамона?

– Ох! Ох! Видать, папаша Клуис не в духе: сдается мне, что я разбудил его некстати, – схитрил Питу.

– Истинно так, некстати.

– Что же мне теперь делать?

– Ступайте, откуда пришли, так оно будет лучше.

– Как! И мы даже не поговорим?

– О чем нам говорить?

– Я нуждаюсь в вашей услуге, папаша Клуис.

– Я за так не услужаю.

– А я за услугу плачу.

– Может, оно и правда, только я уже никому и ничем не могу послужить.

– Почему это?

– Я больше не стреляю.

– Как так, не стреляете? Вы же попадаете в цель с одного выстрела! Нет, этого быть не может, папаша Клуис.

– Говорю вам, убирайтесь.

– Милый мой папаша Клуис!

– Вы мне надоели.

– Выслушайте меня и вы не пожалеете.

– Ну, ладно, хватит болтовни… что вам надо?

– Вы ведь старый солдат?

– Дальше!

– Так вот, папаша Клуис, мне бы хотелось…

– Да говори же, бездельник!

– Мне бы хотелось поучиться у вас строевой науке.

– Вы спятили?

– Нет, что вы, я в своем уме. Научите меня строевой науке, папаша Клуис, а о плате мы договоримся.

– Нет, в самом деле эта скотина не в себе! – свирепо воскликнул старый солдат, поднимаясь с сухого вереска.

– Папаша Клуис, так или иначе, научите меня приемам, какие выделывают в армии на двенадцать счетов, и требуйте за это все, что хотите.

Старик привстал на одно колено и, смерив Питу угрюмым взглядом, переспросил:

– Все, что хочу?

– Да.

– Хорошо же! Я хочу ружье.

– Как удачно получается, – отозвался Питу. – У меня есть тридцать четыре ружья.

– Это у тебя-то? Тридцать четыре ружья?

– И тридцать четвертое я собирался взять себе, а теперь оно будет ваше. Прекрасное ружье: такие были у городской стражи, у него на затворе золотой королевский герб.

– А откуда ты добыл это ружье? Надеюсь, не украл?

Питу в ярких красках, со всей откровенностью и ничего не утаивая, рассказал ему свою историю.

– Ладно! – изрек старый гвардеец. – Я понял. Я согласен учить тебя строевой службе, но у меня пальцы болят.

И он в свой черед поведал Питу о своем злоключении.

– Что ж! – отвечал Питу. – О ружье не печальтесь, у вас уже есть новое. А вот пальцы, черт побери… Это вам не ружья, у меня их не тридцать четыре.

– Да ладно, обойдусь, и если ты обещаешь, что завтра ружье будет у меня, тогда пошли.

Стоявшая в зените луна проливала потоки белого пламени на поляну перед домом.

Питу и папаша Клуис вышли на поляну.

Тот, кто увидел бы, как в этом пустынном месте, в серых сумерках, размахивают руками две черные тени, испытал бы непреодолимый суеверный ужас.

Папаша Клуис взял обломок своего ружья и со вздохом показал Питу. Для начала он продемонстрировал, какова должна быть солдатская выправка и как держать оружие.

Удивительное дело: этот высокий старик, вечно сгорбленный, потому что он привык пробираться через заросли, внезапно выпрямился и, воодушевившись воспоминаниями о своем полку и о строгостях строевого учения, гордо вскинул голову, увенчанную белоснежной гривой, и расправил сухие, широкие и крепкие плечи.

– Смотри хорошенько, – говорил он Питу, – смотри хорошенько! Пока смотришь – учишься. Посмотришь, как я делаю, тогда попробуешь сам, а я уж посмотрю, что у тебя выходит.