Шрифт:
— Минутку, — сказал Славин, поднявшись, — я сейчас вернусь.
— Что случилось? — подался вперед Глэбб.
— Кое-что, — ответил Славин.
Он спустился в ресторан, чуть пошатываясь подошел к метрдотелю и спросил:
— Слушайте, у вас тут никого нет из официантов, кто был бы родом из Англии или Германии? Лучше б, конечно, из России, но, видимо, это из области фантазии, нет?
— А в чем дело, сэр? Француз не может вас устроить? Наш бармен француз…
— Это — на крайний случай… Я хочу угостить даму, которая не пьет виски, одним коктейлем, русским коктейлем…
— Погодите, погодите, у нас в подвале работает Белью, он, кажется, родом из Восточной Европы… Когда бастовали наши черные лакеи, мы брали его на номера… Одна минута, сэр…
Метрдотель снял трубку телефона, набрал цифру «три», спросил:
— Луиш, скажите, Белью уже кончил работать? Им интересуется гость из…
— Шестьсот седьмого, — подсказал Славин, расслабившись, чтобы не так чувствовалась его устремленная напряженность.
— Из шестьсот седьмого. Понятно, Луиш. А когда он заступает на смену? В восемь? Спасибо.
Метр положил трубку:
— Этот Белью заступит на работу в восемь утра, сэр, очень сожалею…
— Тогда я попрошу вас поднять ко мне бутылку шампанского…
— Какой сорт? Сладкое? Или «брют»?
— Все равно, только — русское.
— Но с американской этикеткой, если позволите, сэр; красные делают «брют» для Штатов.
— Жаль, что с американской этикеткой…
— Я попробую поискать в наших погребах, сэр. Русские сменили этикетку, они теперь называют свое шампанское как-то иначе, не хотят ссориться с французами. Я сам спущусь в погреб, сэр…
— Благодарю, это очень любезно с вашей стороны… И, пожалуйста, отправьте наверх бутылку русской водки.
— Да, сэр. «Смирноф»?
— Нет, именно русской.
— «Столичная» или «Казачок»?
— «Казачок»? Я не знаю такой водки. Видимо, «Кубанская»?
— Вы прекрасно разбираетесь в русских водках, сэр, именно «Кубанская»! Я пришлю к вам боя через десять минут.
«А вот теперь надо замотивировать поездку, — стремительно думал Славин, поднимаясь в номер. — Я стану флиртовать с Пилар и повезу ее домой. А потом заеду в посольство и возьму фотографии. И в восемь часов встречу Белью. Ей-богу, это он писал. Я запрошу Москву сегодня же, что им известно об этом Белью. Дай бог, чтобы они там знали о нем хоть самую малость. И если этот Белью говорит по-русски, и если это он писал нам, и если он опознает по фото того, кого американцы вербовали в номере, я завтра днем улечу в Москву и все будет кончено».
Константинов
С заведующим отделом МИДа Ереминым было условлено встретиться в полдень, в Новоарбатском ресторане.
В свое время Константинов оппонировал Ивану Яковлевичу на защите кандидатской диссертации по теме «Национально-освободительное движение на Африканском континенте и акции стран НАТО». Юрист-международник, Константинов, с присущей ему дотошностью, поставил перед Ереминым сорок семь вопросов: он привык требовать точности и от себя и от окружающих во всем, мелочей для него не существовало. На этом они и сдружились; Еремин отложил защиту на месяц, но прошел зато блестяще — ни одного черного шара.
…Константинов приехал в ресторан на десять минут раньше, заказал два бульона с пирожками, узнал, хороши ли сегодня котлеты по-киевски, и сказал, чтобы кофе заварили двойной.
— А что из напитков? — спросил официант. — Коньячок? Или водочки выпьем, есть «посольская».
— Из напитков будем пить «Боржоми», — ответил Константинов.
Официант обиделся, пожал плечами и оправил скатерть так резко, что Константинову пришлось подхватить фужер — наверняка разбился бы.
Еремин опоздал на пять минут:
— Извини, Константин Иванович, не рассчитал время, решил совместить приятное с полезным — пешком отправился.
— По дипломатическому протоколу пятиминутное опоздание допустимо, — улыбнулся Константинов. — А за сорок минут, я думаю, мы управимся: и с разговором, и с обедом. Я бульон заказал.
— Ты — гений, — сказал Еремин. — Добрый гений. Ну рассказывай, что стряслось?
— Ровным счетом ничего. Просто хотел посидеть с тобою, по телефону говорить — глаз не видеть, а мне хочется смотреть в твои глаза, потому как и ты и Славин невероятные хитрецы и я понимаю вас обоих лучше, когда вы молчите.
— Это комплимент?
— Бесспорно. Хитрость — необходимая градиента ума, она противна коварству и бесчестности. Я специально, знаешь ли, перечитал главу в занятной книге прошлого века «Об искусстве военной хитрости».
Еремин посмеялся:
— Есть аналогичная книга, издана в Париже, в восемьсот тридцать девятом году: «Изящество дипломатической хитрости».
— Значит, комплимент?
— Воистину так. Ну рассказывай, зачем я тебе понадобился?
— Понимаешь, Иван Яковлевич, штука заключается в том, что, по нашим последним данным, в Нагонии вот-вот прольется кровь…