— Боязнь обидеть — свидетельство силы, Андрей Андреевич, нет?

— Верно. Но каково нам будет смотреть друг другу в глаза, если задушат Нагонию? Из-за того в частности, что наши поставки идут с задержкой, а там тоже есть люди, которые умеют работать, которые уже сейчас говорят: «Русские много обещают, но не умеют сдерживать своих обещаний, график летит, мы горим из-за этого». Каково?

— Плохо. Куда как хуже.

— А мне здесь отвечают, что я — зануда и брюзга, а я не зануда, просто я чаще других езжу в порт, встречаюсь с разными людьми и убеждаюсь, что здесь решили: «Им можно сесть на шею».

— Вот вы мне и подскажите, как обо всем этом ловчей написать, ладно? У меня в два обед с одним приятелем, американский коллега, не видались с Нюрнберга…

— Дик?

— Да. Знакомы?

— Он приятель моего знакомца. По-моему, думающий газетчик, хотя обидно, спивается.

— Часа в четыре я за вами подъеду, ладно?

— Нет, в четыре я занят. Давайте-ка часов в девять.

— У меня?

— Вы где остановились?

— В «Хилтоне». Шестьсот седьмой помер.

— Шестой этаж?

— Да. Направо по коридору.

— Я знаю. Хорошо, в девять я к вам подъеду.

Пол Дик сел рядом со Славиным, выругался, буркнул:

— Вы меня втравили в хреновую историю, Иван. В какой «макдоналдс» поедем?

— В тот, который находится рядом с домом, где жил Белью.

— Он жил в бидонвилле, там «макдоналдс» вонючий, как помойка, я же обсмотрел все вокруг.

— Я тоже хочу хоть одним глазом глянуть.

— Не темните, Иван. Что вам известно об этом самом Белью? — Пол Дик протянул Славину восемь долларов. — Держите, купите сами, я бы не удержался, выпил.

— Что это?

— Не валяйте дурака, я же проиграл вам, вы лучше меня почувствовали Джона — он, действительно, спросил про вас, как вы и предполагали. Объясните, что вам известно об этом деле?

— Ничего. Я могу предполагать только лишь. Видимо, Белью снимал комнату где-то возле вокзала…

— Порта. Но тоже шум, краны под окном работают день и ночь. Дальше?

— Видимо, в комнате у него были русские книги…

— Украинские. И открытки, много старых открыток…

— На столе лежал сухой сыр и половина батона, нет?

— Сыр был очень черствый, батона не было, крекер. Вы что, были в его комнате?

— Если бы я там был, Пол, меня бы уже допрашивали. Из чего его убили? Бесшумный пистолет?

— Нет. Его жахнули с портового крана, из снайперской винтовки, через окно. Он, между прочим, вышивкой занимался, у него там салфеточек полно, скатертей, дорожек. Петушки и курочки. Слушайте, что вы о нем знаете? Вы же неспроста стали искать его, Иван…

— Какие у него были книги, Пол?

— Я забыл… Нет, я записал, конечно, но блокнот у меня в номере… Стихи. В основном, стихи.

— Каморка, краны под окном, салфетки с петушками и стихи…

— Вы здорово классифицируете факты. Раньше у вас этого не было — из Нюрнберга вы гнали чистую информацию. С годами в вас появилось прекрасное своеволие, вы бесстрашно организуете разрозненные факты в мысль.

— Загоржусь. Полиции было много?

— Две машины.

— Пресса?

— Их пустили позже, когда кончился обыск.

— Что искали?

— Черт их знает. Намекали, что он ваш агент.

— Намекать девке можно, а в такого рода деле нужны улики.

— А что, разве их нельзя сделать?

— Смысл?

— Смысл есть; жил около порта, там идут ваши суда в Нагонию, здесь сейчас начинается кампания против этого, ну а Белью в бинокль подглядывал и сигналы подавал.

Славин рассмеялся.

— А — что? — продолжал Пол. — Важно бросить дохлую кошку, пусть ее подбирают другие; виноват всегда тот, кого облили дерьмом — ему же отмываться, в конце концов.

В «макдоналдсе» возле порта, в двух блоках от того третьеразрядного отеля, где жил Белью, было душно, Славина поразило, как много там было мух: синебрюхие, жирные, они летали медленно, словно перегруженные «юнкерсы», и так же нудно, изводяще жужжали.

— Выпьем кофе, — предложил Славин, — а обедать поедем куда-нибудь на воздух, ладно?

— Нет, положительно, вы знали этого Белью, он ваш шпион, Иван…

— Пол, нам нет надобности держать здесь шпиона, честное слово. Мы открыто сказали, что, если в Нагонию начнется вторжение, мы станем помогать Грисо всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении. Карты открыты, секретов нет; вообще, сейчас в мире мало секретов, все можно вычислить, только надобно головой поработать.