Шрифт:
– Присядь тут, – на ломаном русском обратился ко мне суровый тип с автоматом и указал на табурет. – Мистер Берензон сейчас подойдет.
Я послушно сел. И действительно, не прошло и минуты, как распахнулась окрашенная в белый цвет дверь и появился… Альберт Эйнштейн! То есть, конечно же, профессор Берензон – собственной персоной. Но такой же курчавый, взлохмаченный, с по-детски озорными глазами.
– Яков Израилевич, – подчёркнуто вежливо представился он. И тут же, без остановки: – Что вам известно о Фенрире?
Сразу к делу? Очень хорошо. А то каждая минута на счету.
– Да, в общем-то, особо ничего. Только то, что я услышал от Григория Натаныча… не знаю, как его фамилия…
– Чернобровин фамилия этого поца, – жёстко ответствовал Берензон. – Что он вам наплёл за меня и мои опыты?
– Сказал, вы до чего-то докопались. И будто бы в возникновении Катаклизма виноват некий Фенрир. Кто он вообще? Бог? Дьявол?
– Ни то, ни другое. – Похоже, я подобрал к исследователю ключик: его взгляд вдруг наполнился яркими искорками, и он заговорил быстрее. – Ой-вэй! Хоть кто-то воспринял моё открытие всерьёз! Наконец-то! А ведь это, может быть, величайшее достижение науки за всё время её существования! Пойдёмте, любезный, я покажу.
– Яков Израилевич, а не стоит ли вначале…
Но Берензон перебил мрачного телохранителя:
– Полноте, полноте. Видите, человек заинтересован? А что это значит? Это значит, что у него есть мозг и он им таки думает! А то в вашем милом обществе я совсем одичал…
Яков Израилевич ухватил меня за рукав и потащил по коридору.
– Это шанс, понимаете? Что знает один, знают все! Неведение же в нашем случае смертельно опасно! Оно грозит гибелью всему живому…
– Даже так? – Я приподнял бровь.
– Идёмте же! – поторопил меня эмоциональный профессор, увлекая за собой.
Мы прошли тёмным коридором с единственной рабочей лампочкой на потолке. Берензон приложил к блестящему кругляшу на стене палец, и стальная дверь мягко отъехала в сторону. Профессор пропустил меня вперёд, а когда я вошёл, заперся изнутри.
– Садитесь, уважаемый, я имею сказать вам несколько умных слов…
– Григорий Натаныч!
– Жора, в чём дело?
– Эта… в карцере…
– Ну!
Чернобровин нахмурился. От радушия, которым он «потчевал» недавнего гостя, не осталось и следа.
– Она проснулась!
– Так это же хорошо. Выходит, не сдохла и не сгниёт раньше времени. Будет на ком проводить эксперименты.
– Вы не понимаете!.. Она разбила камеру!
– Какого ху… То есть каким образом? Камера висит на трёхметровой высоте, под самым потолком.
– Подпрыгнула и пробила дыру! Вот так, кулаком. – Жора показал как. – А перед этим она изменилась…
– Измени-илась? – протянул Григорий Натанович. – Так быстро?
– Видно, сила облучения была настолько…
Чернобровин не дослушал.
– А ну-ка пойдём.
– Куда? К ней?
– Куда же ещё, идиот!
Уверенной походкой Григорий Натанович направился к карцеру. Жора бросился за ним.
– Но она там мечется, об стены стучится… Она опасна.
– Конечно, опасна, олух ты царя небесного. Это и прекрасно. Оружие при тебе?
– Да…
– А наручники? Отлично.
– Что вы задумали, Григорий Натаныч?
На незапоминающемся лице появилась мерзкая ухмылочка. Чернобровин снял с пояса рацию и вызвал по ней дюжих лаборантов.
– Я так понимаю, она теперь снорк? – убрав переговорное устройство, со странной интонацией произнёс ученый.
– Возможно… я не успел рассмотреть… Но она обросла шерстью, как волк, – это могу сказать точно.
– А она ничего, да?
– Григорий Натаныч…
Появились Дима с Лёшей – две безразличные махины в белых халатах.
– Говорят, по части страсти и любви снорков не превзойти, – ни к кому конкретно не обращаясь, заметил Чернобровин. – Сам не проверял – возможности не было, – но знающие люди…
– Она вам не позволит…
– А вы трое мне на что?! Хотя, если не будет любви, сойдёт и секс. Так что заткнись и открой дверь.
Из карцера раздавалось громкое буханье. Измененная Полигоном девушка продолжала биться о стены, обрушивать на толстую дверь мощные удары. В дрожащей потной руке Жоры появился магнитный ключ.