– Дураки.

– Дураки не дураки, а выжили, а выжили, значит, повезло – везучие, значит, попались, а это многого стоит.

– Ну, а что потом было-то, после того, как они через трубу к нам попали, взяли за-лож-ни-ка и смылись на бегунчанке?

– Ты не торопи меня, а то вообще ничего рассказывать не буду!

– Ладно, ладно, Чванк, не кипятись.

– И не думал. Я даже не нагрелся в процессе нашей беседы. Да, так вот… Как запрягли они бегунчанку да как понеслись в Пустошь Пустынную, так за ними никто не поспел.

– Почему это?

– Почему-почему! А заложник им на что? Продырявим, сказали, малому башку, если погонитесь, угрохаем, так и знайте.

– Точно психи какие-то ненормальные.

– Ты не себя – ты меня слушай. И такого они, вишь, стрекача задали, что их и след простыл. И никто за ними не гнался. А когда начали поиски – ближе к вечерию уже, – поздно было.

– В смысле?

– В смысле, не видно ж ни жваха, да и бессмысленно гоняться за этими двумя отмороженными. Они, поди, давным-давно засели где-нибудь.

– Где это?

– Сам подумай! На ферме на какой-нить – тьфу, ох уж эти мне землякские словечки!

– Типа той, которой владеет милочка Зиззазза?

– Да может, прямо у неё.

– Так давай расскажем об этом ребятам из Розыска? Они все фермы прошерстят и вмиг этих двух отыщут!

– Больно им то надо! Как будто ищейкам нашим больше заняться нечем. К тому же это ещё вилкой по луже писано, что отыщут: сколько уже времени прошло, а? Вот то-то и оно. Попили они, беглецы эти, нашей водички, черты их разгладились, изменились, стали красивее – попробуй их узнай. И на Земле-то родной их теперь, поди, не узнают, даже самые близкие собратья. Да и жизненных сил в их организмах добавилось, да и желудки их, надо понимать, привыкли уже к змущщской пище. Работают они на ферме какой и горя не знают и беды, и, небось, растят своих маленьких землян. Вовеки веков никто их там не сыщет. А жизнь тамошняя, я тебе скажу, – малиника.

– Ой ли?

– Ой ли, ай ли, а я о такой жизни только мечтать могу. Эх, поехал бы я на своей бегунчанке далеко-далеко, оставил бы её в Пустынной Пустоши – чай, с голоду не помрёт, умеет сок из земли добывать, – а сам бы нанялся работником к какой-нибудь крале да помогал ей как мог, да жили бы мы с ней припеваючи.

– Ага, у нас тут красота. У нас, это… ну, слово… когда всё хорошо и лучше не надо, земское такое словечко…

– Рай.

– Рай, точно. У нас же – рай. А на Земле что, а, Чванк?

– Ну, раз они сбежали оттудова… А вообще, не знаю я, ничего не знаю, так что отстань. Хм…

– Что?

– Я тут подумал… а я бы не прочь, наверно, на денёк-другой слетать туда, глянуть, так сказать, что там да как. Вдруг, не так уж там и плохо, просто они чего-то недопоняли.

– А я бы с тобой смотался… в этот, как его…

– В отпуск.

– Во-во.

– Ну, будем надеяться, когда эти двое – или сколько их уже там? трое? четверо? В общем, если захотят они вернуться на планету свою, то захватят и нас с тобой.

– Бум наде, бум наде.

– Угу. Ну, всё, хватит мести, передохнём давай. Уф… Гляди, что у меня есть.

– Ух ты!

– Я за это гору жемчужин отвалил барыге одному, но всё-таки достал.

– С Земли?

– Нет, с носа у тебя! С Земли, конечно.

– А как это называется?

– Сигареты. Хошь?

– Давай. Думаю, вреда не будет.

– А вот, гляди, какую штучку мне вместе с пачкой дали, бесплатно. Зажигалка, чтоб ты знал. Раз – и огонёк горит.

– Вот ведь чудеса! – удивился Клацц, прикуривая и затягиваясь.

– Говорю тебе, грядут великие перемены, – также прикуривая и затягиваясь, заявил Чванк.

И как бы в подтверждение этой мысли два змущщца дружно закашлялись.