Готовим наступление.Приехал я из Тверской области черный весь от весеннего яркого солнышка и худой, как Мефистофель, от ходьбы на лыжах и забот. Поводов для беспокойства было много, остался год, а результатов мало. В принципе для меня стало ясно, что ловить зверей и птиц живыми с помощью снотворных веществ можно, но говорить о методе пока нельзя: очень многое оставалось неясным. О диссертации и подавно: для нее материал нужен — поймать много зверья. А одному не поймать. Единственный выход — организовать массовую работу. А как? Нереально.

«Это только кажется нереальным,— убеждал я себя.— Если мобилизовать все, всю волю на выполнение цели, то можно и нереальное сделать реальным. Вспомни 42-й, уж как плохо было, а выиграли войну».

Следующая зима должна решить все. Нужно готовить зимнее наступление. Или выигрыш — наловим зверя или проигрыш — неудача, которая покажет практическую бесполезность идеи, мою бездарность, просчет Петра Александровича, давшего мне возможность заняться разработкой дикой темы. Для подготовки есть целое лето.

Несколько дней я составлял план, тщательно обдумывал, что и как сделать. Перво-наперво раздобыть снотворных. В лепешку расшибиться, но достать, и достать много. Второе — наварить приманок, раздобыть компоненты, мясо, жир. Третье — добиться разрешения декана и послать студентов в звероловные экспедиции. По каждому пункту составил перечень дел, необходимого оборудования, списки людей, которых предстоит, как теперь говорят, задействовать, развернутые планы собственных телодвижений на пути к решению стоящих задач, запасные варианты на случай срыва запланированных. Итак, готовим наступление.

Он оказался женщиной.Скитания по медицинским учреждениям не принесли успеха.

— Барбитураты — дефицит, шизофреникам на лечение не хватает, а вы хотите диким зверям скармливать. Нет, нет!

Удрученный и усталый отправляюсь на химико-фармацевтический завод — авось, там уговорю. И опять — осечка. Сижу в коридоре, курю, предаваясь грустным размышлениям.

— Дай-ка прикурить, хлопец! — Поднял голову: передо мной высокий, стройный мужчина средних лет, в рабочей одежде, со шрамом на лице. Присел рядом. Разговорились. Поведал ему свои беды.

— Бумага, карандаш есть? — Написал записку. С ней я должен ехать туда-то и найти человека по фамилии Акопьян. Улыбнулся и, потушив окурок, ушел.

На следующий день без особой надежды я отправился за город с запиской незнакомца. Покрутившись по кривым переулкам, нашел нужное заведение. Акопьян оказался симпатичной, яркой девушкой. Прочитав мое официальное письмо и записку незнакомца, она заулыбалась, поудивлялась, поахала и выписала нужные мне снадобья. Человек со шрамом, если увидишь эта строки, прими мой горячий привет и душевную благодарность! Крепко жму твою руку!

Еще одна проблема.Как-то Петр Александрович сказал мне: «В Ленинграде живет мой старый друг, очень заслуженный человек. У него нет детей. И они с женой завели кошку. Потом появились котята, выросли. И тоже стали размножаться. В общем, у них в квартире живет сейчас 37 кошек... Без ума их любят. Вся пенсия идет на корм. Длится эта история много лет. Понятно, что в подъезде воцарился «кошачий» запах. Но соседи мирились и постепенно привыкли. К тому же уважение к заслугам, да и люди они прекрасные. Но вот умер один сосед. Приехал новый человек...» Петр Александрович полез в карман за куревом. На дне портсигара, замаскированная от домашнего фининспектора папиросами, лежала крупная деньга. «Да, чтобы не забыть... Капитонов-то на практике, говорят, заболел. Пожалуйста, пошлите ему, мол, кафедра собрала, а меня не поминайте». Закурив, профессор продолжал: «Так вот. Новый сосед оказался сердитым. Стал писать жалобы на кошек. Дело дошло до суда. Требуют сократить поголовье. В общем, мой друг приехал и хочет с нами посоветоваться». Ленинградский чудак оказался красивым, седовласым, деликатным человеком. «Понимаете, выкинуть на улицу кошек жалко. Они изнеженные, неприспособленные, все равно погибнут в холоде и голоде. И жена решила: мы должны их уничтожить, но чтобы они не почувствовали страданий, чтобы смерть была не мучительной. Советовались с медиками. Они указывают на снотворное. Скажите, действительно животные ничего не почувствуют? Я должен дать слово жене, что смерть не будет мучительной. Я никогда не обманывал ее».

Попав в объятья костлявой дамы, с косой, никто еще не описывал своих ощущений, поэтому стараюсь не грешить против истины: «Они не будут чувствовать боли при жизни, но какова будет сама смерть, не знаю». «Скажите, а кто может ясно ответить на этот вопрос? Я должен сказать жене только правду».

По глазам вижу, что он будет долго искать ответа на вопрос, не имеющий ответа. И, помня спасительный наркозный сон на госпитальной койке в сорок четвертом, слегка кривлю душой: «99,9% за то, что кошки примут смерть, не ощущая ее...» — «Голубчик, спасибо вам! Это точно? Мы так любим их, особенно жена. Но что делать — суд решил. Жена не хочет, чтобы им делали уколы, ведь они догадаются и будут страдать. А с кормом другое дело. Какую же приманку и чем начинить?» Безрадостно даю консультацию.

Опять про кошек.И. П. Павлов опубликовал в 1893 г. в «Вестнике Российского общества покровительства животным» работу «Мнение по вопросу о наилучшем и менее мучительном способе убоя скота». На памятнике неизвестной собаке великий физиолог приказал написать: «Пусть собака, помощник и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства».

В том же доме, где жили Берберовы в Баку, этажом ниже старушка держит 50 кошек. «Сама понимаю»,— говорит она,— надо избавиться. Но не знаю, как теперь это сделать... Я их люблю».