— Кто это? — спросил Гриша.

— А-а… пижон один. Спекулянт местного разлива. Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст. Родимое пятно проклятого прошлого. Утюгом раньше перед «Националем» работал.

— Кем? — удивился Гриша, по привычке представив себе этого парня в костюме «утюга», раздающим какие-нибудь рекламные брошюры магазина бытовой техники.

— Ну, утюгом. Перед гостиницей «Националь». Что, не слыхал про утюгов, что ли? А еще журналист. Ну, фарцовщик, который перед гостиницей клиентов с фирмой ловит.

Бывший «утюг», заметив, что в его сторону смотрят, подмигнул Шруделю. Тот кисло улыбнулся в ответ.

Через час, когда мороженое было давно съедено, а вино с коктейлями выпито, Шрудель посмотрел на часы и произнес: «Кажется, пора и честь знать».

Подошедший официант молча положил на стол счет.

Шрудель хорошо отрепетированным жестом похлопал себя по карманам пиджака и брюк.

— Старик, — обратился он к Грише, — не хотел тебя огорчать раньше времени, но я на мели. Ты не?..

Тут он размашисто обвел рукой следы пиршества на столе и фразу не закончил.

Гриша подумал, что предпочел бы быть раньше времени огорченным, нежели обрадованным вот так. Только сейчас он понял, что денег-то у него совсем нет. Ни российских, ни тем более советских. Разве что Галкин доллар.

— Вов, понимаешь… я сам на мели.

Официант выслушал этот короткий диалог, не дрогнув ни единым мускулом на лице — видимо, чего-то подобного и ждал. Для него любой посетитель был либо потенциальным бузотером, либо неплатежеспособным клиентом. Либо неплатежеспособным бузотером, что случалось еще чаще.

Шрудель возвел глаза к небу, а затем перевел их на официанта и застыл, словно неожиданно наткнулся на Колино лицо.

— Коля, — трагически обвел он руками столик, — в нашей среде наблюдается растущая озабоченность в связи с нехваткой материальных средств, понимаешь? — неестественно артикулируя, как всякий выпивший, произнес он.

— И? — спросил Коля.

— А до этого говорил «понимаю», — разочарованно цокнул языком Шрудель. — Представители творческой интеллигенции, Коля, находятся в стеснительном материальном положении. Это ты можешь понять?

— Это могу, — произнес Коля, вкладывая какой-то угрожающий смысл в эти слова.

— Разрядка напряженности нужна всем, — продолжил Шрудель, сделав акцент на слове «всем».

— Пожалуй, — мрачно согласился официант.

— Реакционным силам Запада противостоит сплоченность советских граждан, — все так же многозначительно произнес Шрудель.

— Возможно, — уклончиво ответил Коля.

— И советская молодежь решительно отвергает мнимые ценности мирового империализма.

Грише показалось, что между официантом и его новым другом происходит какой-то зашифрованный разговор, истинный смысл которого ему недоступен. Впрочем, его больше волновал исход этого странного диалога. И он не заставил себя долго ждать.

— Платить, значит, не будем? — подытожил Коля.

Шрудель поморщился.

— Ну зачем так вульгарно? И потом, ты что, меня первый раз видишь?

Коля промолчал, но молчание было красноречивым: видимо, не в первый. Шрудель повернул голову к Грише:

— Гриша, мы как творческая элита страны развитого социализма должны проявить добрую волю и выплатить этому питекантропу денежный эквивалент съеденного и выпитого. Иначе (тут он брезгливо поморщился) будет унизительное объяснение с представителями власти, а это не входит в программу праздничного вечера.

В Гришины планы милиция тем более не входила, но он беспомощно развел руками. Затем неожиданно вспомнил.

— Есть доллар, — чуть тише сказал он. — Железный.

— Тссс, — зашипел Шрудель, но официант, слава богу, Гришу не услышал. — Доллар? Американский? Хочешь загреметь за незаконные валютные операции? А вы, товарищ Гранкер, далеко пойдете.

— В смысле?

— В смысле, до самой Колымы.

— Ну, так как? — нетерпеливо встрял Коля — его звали к соседнему столику.

— Учитывая всю тяжесть сложившейся обстановки, собрание происходит бурно, но плодотворно. Один момент.

Шрудель снова повернулся к Грише.

— Оставь доллар до лучших времен, точнее, до худших, — понизив голос, сказал он. — А лучше выкини от греха подальше. Может, есть что продать?

— Да нет же! — расстроенно воскликнул Гриша, но для виду открыл сумку и начал рыться в ней.

Как назло, в ней не было ничего, что с его точки зрения могло бы иметь ценность, — тетрадки, ручки, бейсболка.

— Стоп! — воскликнул вдруг Шрудель, заметив бейсбольную кепку. — Ну-ка! А говоришь нет!