Григоренко Александр Евгеньевич
Шрифт:
Они не знали точного числа его воинов, но верили в свою доблесть, величие рода и покровительство страшного подземного бога. По кочевьям был собран отряд из полусотни лучших воинов, каждый из которых ловил стрелы на лету. Флага войны люди Нга не имели, ибо шли не мериться силой или оспаривать земли.
Дни стояли ясные и бесснежные. Войско вышло на лед Йонесси и сразу напало на след врага. Аргиш двигался быстро, тяжелое оружие воины сложили в нарты, сами шагали рядом, пряча глаза от слепящего света под бисерными повязками.
Солнце и выдало людей Нга врагу.
Утром оно встает прямо над руслом, слепит идущих на север и обостряет зрение идущих на юг. Оленегонка первым увидел вражеский отряд, при этом сам остался незамеченным.
Взяв немногих людей, он решил добыть сохатого, след которого заметил накануне, зашел далеко и первым увидел мерно идущий аргиш. Оленегонка упал в снег, то же приказал сделать своим товарищам. Ползком, волоча за собой лыжи, они добрались до лесистого острова, поднялись и помчались к Ябто. Враг не заметил их.
Быстрым разумом широкий человек понял, как следует поступить. На его удачу большая часть людей находилась рядом.
Сомату и еще нескольких он выслал вперед.
Люди Нга приняли отряд за полное войско, не спеша разобрали оружие с нарт, двинулись вперед и, сблизившись с врагом, выстрелили разом.
Сойму было сказано изобразить трусость, прикрытую желанием сразиться, и свое дело вожак сомату сделал как нельзя лучше. Его люди потрясали оружием, кричали оскорбления наступающим, а когда опустилась на них свистящая стая стрел, попятились, оставив впереди себя несколько тел, — то были никчемные люди, не имевшие щитов, и не знавшие, как увернуться от стрелы. Сойму взял их, чтобы дать врагу почувствовать дурманящий запах легкой победы.
Увидев первых убитых, воины Нга ускорили шаг — сомату пятились к острову, поросшему низким, редким лесом — прятаться в нем было невозможно. Весной остров — один из многих в этом течении Йонесси — уходил под воду, а потом погружался в несмолкающий гром перекатов. Зимой он затихал, и там, где ревела пенная вода, возникали обрывы из обледеневших валунов, покрытых плотным снегом.
Будь люди Нга чуть осмотрительнее, они разгадали бы замысел, но храбрость и презрение к сброду тайги несли их вперед.
Наконец сомату перестали пятиться и встали, сомкнув щиты.
Враг, решив не тратить стрелы напрасно, положил саадаки на снег, взялся за топоры и пальмы, встал плотным строем и ринулся вперед — люди Нга хотели закончить дело одним ударом, и, загрузив нарты снятыми волосами, побыстрее вернуться домой.
То, как Ябто сумел спрятать на открытом пространстве по краям острова более полусотни людей, многие считали делом демона, а не человека. Люди Нга еще не сшиблись с сомату, как справа и слева на них густой метелью понеслась смерть. Они поняли, что оказались в петле, остановились на мгновение, но не потеряли духа. Отряд знал, что делать: одним движением подмять стоявших перед ними оборванцев, и, оказавшись на открытом поле, отбежать как можно дальше, ждать, когда враг израсходует стрелы и втянуть его в бой на топорах и пальмах, — в таком бою никто не устоит против воинов Нга.
Они закричали устрашающе и бросились: те, кто был по краям, прикрывали щитами бегущих в середине. Но когда деревянные щиты сомату оказались перед их лицами, будто налетел упругий ветер, и сомату исчезли. Люди Сойму ринулись в стороны, падали в снег, чтобы не попасть под стрелы своих.
Воины Нга оказались перед открытым пространством, ради которого они рвались вперед, — это их погубило.
Край острова уходил вниз, в долину заснеженных валунов, и первые ряды рухнули в нее, не сумев вовремя увидеть опасность и остановить бег. Их перебили без труда, как оленей, плывущих через реку. Участь оставшихся решилась столь же быстро и безнадежно, будто они были юноши, а не лучшие воины великого рода. Луки бесчисленных врагов хрипели в нескольких шагах, и умение ловить стрелы оказалось бесполезным.
Сомату утешили себя после притворного бегства, отрывая по человеку от погибающего войска и поднимая его на пальмы. Один за другим люди Нга ложились в красный снег, и, когда остался последний, Ябто приказал прекратить бой.
День был короток, но и его оставалось достаточно, чтобы новое племя насладилось добычей. Все, даже самые худородные, оделись в железо, рваные малицы сменили на новые. Потом забирали силу храбрецов, заключенную в сердце и печени, — смеющийся рот нового племени был измазан кровью. В придачу к оружию и одежде победителям достался аргиш — множество оленей и нарт, груженных припасом.
Ябто говорил с пленным — рослым, длинноволосым парнем, немногим старше его сыновей. Пленный глядел и отвечал дерзко.
— Как твое прозвище?
— Сорога. Это ты убил Нойнобу и его семью?
— Я.
Широкий человек смотрел пристально, пытаясь увидеть перемену на лице. Лицо оставалось тем же.
— Ты хороший воин, Сорога. Пойдёшь ко мне? У меня уже есть один из ваших. Видишь того, молодого? — Ябто указал на стоявшего в нескольких шагах Оленегонку. — Он из людей Нга.
Воин даже не глянул туда, куда указал Ябто.