Там действительно обнаружились двое. Мужчина лет сорока пяти в странном, но несомненно медицинском халате, и медсестра примерно лет тридцати с конопатым лицом. Доктор в это время, чуть нагнувшись, отряхивал забрызганные штаны, что заставило меня усмехнуться, слегка скривившись от боли в разбитых потрескавшихся губах.

С трудом приподняв левую руку и покрутив кистью, я осмотрел ее. После чего вздохнул: это была не моя рука. Правая была в гипсе. Пока доктор выговаривал медсестре, видимо старшей, раз она отвечала за санитарок, я быстро прикинул варианты. Единственная пришедшая мысль — это не суетиться, нужно косить под потерявшего память, пока не разберусь, что со мной. То, что меня убил киллер, я уже не сомневался. Но где я? Кто я? Пока не выясню — ничего и никого не знаю. Я знал, гибкое мышление и достаточно жесткий характер монстра в человечьем обличье не дадут мне нервничать и истериковать от всего этого.

— Иван Эммануилович, больной открыл глаза, — отвлекла от себя внимание врача медсестра, заметив, что я рассматриваю их.

— Игорь? Как ты себя чувствуешь? — перестав отряхиваться, поинтересовался доктор, подходя ближе.

«Отлично, теперь я знаю, как зовут это тело!» — мелькнула мысль.

— Плохо. Все болит, и второй глаз не открывается, — пробормотал я, с трудом ворочая языком.

Видимо, поняв мои затруднения, врач велел медсестре напоить меня. Взяв поилку с тумбочки, женщина подошла и дала напиться через короткий носик.

— Тело болит? Странно было бы, если бы не болело. На тебе живого места нет, все тело — сплошной синяк. Я до сих пор понять не могу, как так получилось, что, кроме сломанной руки и носа, никаких переломов у тебя нет. А глаз? Правый глаз не откроется, пока здоровенная гематома не спадет.

— Понятно. А кто я?

Вопрос повис в воздухе. Доктор открывал и закрывал рот, изумленно глядя на меня. Медсестра, убиравшая поилку, замерла, удивленно обернулась и посмотрела на врача.

— Так! Что ты помнишь?

— Ничего. Совсем. Только ваши голоса, открываю глаза и вижу вас, остальное как в тумане, — после того как попил воды, разговаривать стало заметно легче, но я все равно шепелявил, полость рта была странной, не моей, не привычной. Видимо, от этого и шла эта невнятность.

— Что это такое? — вдруг спросил меня доктор, тукнув пальцем в стул.

Я на автомате ответил:

— Стул.

— А это?

— Медицинский халат.

— А я кто?

— Доктор, наверное.

— Хм, — врач задумался.

Кстати, когда обзывал врача доктором, медсестра тихо охнула. Проанализировав, что бы это значило, понял, что доктор это тело знает. И скорее всего, тело тоже знало врача.

— Ты меня помнишь? Посмотри внимательней, может, вспомнишь? — попросил врач, закончив размышлять.

— Вы Иван Эммануилович, — сразу же ответил я.

— Вспомнил? — обрадованно хлопнул себя по колену врач.

— Нет, — расстроил я его. — Слышал, как к вам обращается медсестра.

— Понятно, — он снова задумался.

— Вы еврей? — поинтересовался я, с интересом его разглядывая одним глазом.

— Да, это тебя как-то волнует?

На этот вопрос предпочел промолчать. Не то чтобы не любил евреев, я был полностью согласен с одним человеком: «Убей еврея — сделай мир чище». Хотя он вроде про иудея говорил, но особой разницы я не видел, так что при любой возможности портил им жизнь конкретно. По крайней мере всех Кацев и Рабиновичей из своей девятиэтажки повывел, кто сам уехал, а кто и… Но это другая тема, трупом в речке больше, трупом меньше… Кто их считает?

Видимо, доктор понял меня правильно, но почему-то не рассердился, а насмешливо хмыкнул.

— Настя, приберись тут, я сейчас вернусь, — велел врач и, бросив на меня быстрый взгляд, вышел из палаты.

— Настя? Вы ведь Настя? Если можно, я бы хотел еще воды и приподняться, сесть то есть.

Медсестра просьбу выполнила, напоила и помогла принять полусидящую позу, приподняв подушку.

Пользуясь возможностью, осмотрелся и почти сразу наткнулся на пару внимательных глаз. Палата оказалась четырехместная.

У противоположной стены на кровати лежал мужчина с забинтованным животом, судя по виду — или без сознания, или просто спит. У той же стены, но ближе к окну, еще один, с забинтованной челюстью, это он меня рассматривал. Кто был сзади, не видел, но судя по громкому сопению, там тоже кто-то лежал.

Медсестра Настя сама устроенный бардак убирать не стала, а нагнала целую толпу санитарок, которые быстро придали палате первоначальный вид, даже пол вымыли, причем дважды.

Доктор вернулся не один, а в компании других врачей, причем ни одного молодого, всем на вид за полтинник. Главенствовал среди них сухонький старичок академического вида с орденскими планками, мелькнувшими под расстегнутым халатом. У этого, в отличие от остальных, халат расстегивался спереди. Среди знаков отличия я четко различил и опознал одну — орден Ленина. Боевой старик, похоже.