– Знать бы точно, какой именно ствол у него был, – жалобно проныл Федор. – Девять миллиметров – это все, что нам известно. А их, девятимиллиметровых-то, до фигища! Когда баллисты дадут ответ?

Следователь, на радость Дзюбе, посмотрел на Ульянцева как на умственно неполноценного.

– Ты что, первый день работаешь? Как ребенок, ей-богу! Баллисты раньше, чем через неделю, ответа не дадут. Так что придется подождать. Я, конечно, звонил, просил, чтобы побыстрее сделали, но толку-то от этого… Еще не родился такой следователь, который не позвонил бы экспертам и не попросил сделать побыстрее. Так что у них на «побыстрее» такая же очередь, как и на все другие экспертизы.

– Но они хотя бы обещали? – с надеждой спросил Федор.

– Обещали, – усмехнулся Баглаев. – Но не особенно твердо. Так что на твоем месте я бы не рассчитывал на быстрый результат.

По пути домой Роман перебирал в уме каждый момент разговора в кабинете следователя, восстанавливал в памяти каждую реплику, пытаясь нащупать ту единственную возможность, которая позволит ему, не нарушая субординацию и служебные инструкции, все-таки вырулить в работе по раскрытию убийства в другую колею. Может быть, Тимур Ахмедович по каким-то причинам не замечает очевидного? Может быть, ему, Роману Дзюбе, нужно привести какие-то более сильные аргументы, найти какую-то новую информацию, позволяющую посмотреть на ситуацию под другим углом?

Нет, ничего у Дзюбы не получалось. И не получалось именно потому, что следователю Баглаеву не нужна была работа по раскрытию преступления. Убийство Михаила Валентиновича Болтенкова он считал уже раскрытым. И ему от оперов нужно было только одно: доказательства виновности Ламзина, которые позволят закончить следствие, составить обвинительное заключение и передать дело в суд.

Дзюба понимал, что следователь не идиот, он прекрасно видит всю слабость своей позиции. Но поскольку произведены задержание и обыски и получена санкция на содержание под стражей, Тимуру Ахмедовичу страшно не хочется признавать, что он мог ошибиться. Баглаев будет делать все, чтобы доказать, что он был прав. У него не будет непредвзятости. С этим надо что-то делать.

– Ромочка, давай я тебя все-таки покормлю, – озабоченно проговорила мать Дзюбы, заглянув к нему в комнату. – Ты же голодный.

Но Роман был так расстроен, что даже от ужина отказался. Он долго еще лежал в полной темноте на диване, заложив руки за голову и наблюдая за тем, как по потолку проносятся отсветы от проезжающих за окном автомобилей. Нужно было принять душ, расстелить постель и ложиться спать. Или хотя бы компьютер включить… Но отчего-то не хотелось.

В последнее время их свидания почти всегда заканчивались выяснением отношений. Начиналось все мило и приятно. Антон приезжал к Лизе, если освобождался не очень поздно, они ужинали или просто пили чай, потом занимались любовью. Иногда, если Эльвира могла остаться с детьми на ночь, Антон проводил время у Лизы до утра. Но перед расставанием девушка все чаще стала заговаривать о том, чтобы перевести регулярные встречи в режим совместного проживания. Антон прекрасно знал, как ко всему этому относится отец Лизы, Владислав Николаевич, но при этом чувствовал, что дело не только в этом. И даже, если честно, вообще не в этом. А в чем – понять никак не мог. Что-то скребло внутри, раздражало и словно бы удерживало: не делай этого! Однако аргументы, которые казались Антону правильными и разумными, на Лизу не действовали. Сам же он понимал, что это не те аргументы. Совсем не те. А какие – те? Ответа у него не было.

Вот и сегодня, в ответ на очередной вопрос Лизы «Ты что-нибудь думаешь по поводу того, чтобы мы поженились?» он снова, как и в прошлый раз, ответил:

– Тебе не нужно выходить за меня замуж. Наши отношения не имеют перспективы.

– Но я хочу! – Лиза нахмурилась и стукнула кулачком по столу, за которым они пили чай. – Я хочу стать твоей женой! И ты сам тоже этого хочешь.

А вот в этом Антон Сташис как-то сомневался… Но, возможно, это пустые сомнения, вызванные всеми прочими обстоятельствами?

– Лиза, твой отец никогда тебе этого не позволит!

– Ну и пусть! Почему я должна спрашивать его разрешения? Я не ребенок, в конце концов!

– Ты готова рискнуть отношениями с отцом? – Антону не удалось скрыть недоверия и даже неодобрения, и это, конечно, не укрылось от Лизы. Ее большие темно-серые глаза посветлели и стали холодными.

Антон как человек, рано потерявший семью, очень ценил родственные отношения и считал, что ими ни в коем случае нельзя пренебрегать. Лиза выросла в любви, у нее были и мама с папой, и папина новая жена, а потом и мамины мужья, и наличие любящих и любимых родственников она воспринимает как данность, как нечто само собой разумеющееся. Ей даже в голову не приходит, как тяжело и одиноко жить, когда ничего этого нет, поэтому она и готова сейчас даже отношения с отцом порвать. А это неправильно. Кроме того, она потом сама же не простит эту жертву Антону и будет ею глаза колоть при каждой возможности.

– Лиза, пойми, пожалуйста, брак со мной – это не вариант для тебя. Ты же не сможешь бросить свою карьеру, свою диссертацию и превратиться в домохозяйку? Тебе нужен совсем другой муж.

Она встала из-за стола, отошла к стене, встала, скрестив руки на груди.

«Закрылась, – машинально отметил Антон. – Не хочет слышать меня».

– Вот как ты заговорил?! Тебя волнует моя карьера? Так сделай что-нибудь, чтобы она не пострадала. Ты говоришь, что мы не можем быть вместе, но при этом не делаешь ничего для того, чтобы мы смогли быть вместе. Ничегошеньки!