Артур глядел на них с презрением. Голодные и сами меж собою говорят, что голодны, — от шашлыка решительно отказываются. Раз предложил, два предложил; ну сколько можно предлагать? Голодные, а жадные: пьют пиво на пустой желудок. Подал им шесть бутылок на троих; бутылка — двадцать два рубля; помножь на шесть — сто тридцать два рубля: копейки. И никуда не отойти, ни в туалет, ни искупаться: они еще не расплатились. Один ушел уже — и нет его; остались эти двое; тоже уйдут, того гляди, не заплатив. Сначала женщина уйдет, мужчина подождет и тоже попытается слинять, а что, такое сколько раз бывало!..

— Может, люля, если не любите шашлык? Или, давайте, баклажаны на углях, если не верите, что у меня хорошие люля.

— Мы верим, верим, уважаемый, — поморщился Иван Кузьмич, — мы понимаем: у тебя прекрасное люля. Но и ты тоже нас пойми: зачем нам есть люля, когда мы друга ждем? Он нам везет из дома свой шашлык. Нагрузимся твоим люля — наш друг обидится, поэтому не обижайся.

— Если так будет продолжаться, я съем люля, — с угрозой в голосе сказала Александра.

— А я в чем виноват? — ответил ей Иван Кузьмич, допил подонки пива и помахал над головой пустой бутылкой.

— Еще? — приблизившись к столу, спросил Артур.

— Еще.

Артур кивнул уныло и пошел за пивом.

— А вот и он, — сказала Александра и, помолчав, добавила: — Один.

Иван Кузьмич повернулся, не вставая со скамьи, и скамья скрипнула. Геннадий шел, растерянный, по берегу. Не торопясь, поднялся с берега к столу и со всего размаху опустился на скамью. Сказал, ни на кого не глядя:

— Нет его нигде.

— Как — нет нигде? — спросила Александра. — А машина?

— Машина где стояла, там стоит. А он пропал.

— С ключами от машины и вином? — вслух сам себя спросил Иван Кузьмич и неуверенно себе ответил: — Мистика.

— С ключами от моей квартиры тоже, — решился уточнить Геннадий. — Я дал ему всю связку.

— Я ничего такого не хочу сказать, — сказал Иван Кузьмич, — но я пока хочу спросить: он знает, где твоя квартира?

— Откуда!..

— Ты у охранников спросил? — спросил Иван Кузьмич. — Он мимо них не мог пройти.

Геннадий взвился:

— Ты что, забыл, что вышло у меня с охранниками?

— Что вышло? Ничего не вышло. Ты отказался заплатить за въезд, оставил тачку за забором, и это твое право… И я сейчас не обсуждаю, зачем ты это сделал, хотя и мог бы кое-что сказать, но я не обсуждаю.

— Тут обсуждай — не обсуждай, но у меня совесть есть. Это бессовестно — платить сто пятьдесят рублей! Я им такого там наговорил, они такое про себя узнали — ты просто этого не слышал. О чем я их теперь могу спросить?

— Хватит болтать! — сказала Александра. — Лучше подумайте, что с ним случилось и как нам теперь быть.

— Я думаю, он заблудился, — предположил Иван Кузьмич.

— Я тоже так подумал, — с надеждой подхватил Геннадий. — Послать его послали, а не сказали, где приземлимся. Вот он и ищет нас, я думаю, по всему берегу.

— Но что-то долго ищет, — сказала Александра.

— Нам главное сейчас не дергаться, — сказал Иван Кузьмич. — Да, не метать икру. Пить пиво, с места не сходить и ждать.

…Сан Саныч, между тем, уже сходил с маршрутки на площади у станции Мытищи, уже не думая, как с ним могло такое приключиться.

Когда Сан Саныч шел к машине за вином, он нес ключи в горсти, вместо того чтоб сунуть их в карман. Руке была приятна тяжесть связки, пристегнутой к брелоку в виде гробика (Сан Саныч ногтем сдвинул крышку гробика и с перепугу фыркнул: во гробике лежал скелетик, а у скелетика, как только крышка сдвинулась, вскочил стоячий членик на пружинке; Сан Саныч тут же крышечку надвинул и дальше по аллее зашагал), но и не все ключи на гробике ласкали горсть. Точнее, все ключи на гробике были Сан Санычу неинтересны — кроме ключа от «хёндё». Впервые в жизни он держал в руке ключ от машины.

Сан Саныч, в целом, не завидовал владельцам собственных автомобилей, давно прошло и детское желание рулить, но были у Сан Саныча мгновения, когда не сердцем даже, но подушечками пальцев он ощущал уколы зависти. Едва лишь кто-то на его глазах вставлял ключ в дверцу своего автомобиля или легонько поворачивал его в замке зажигания, после чего автомобиль без промедлений начинал урчать, — в подушечках тут же покалывало. Обычный поворот автомобильного ключа ему казался необыкновенным; такое превосходство над собой Сан Саныч прозревал в том повороте, что всякий раз себя не узнавал и видел вдруг себя со стороны не выросшим, не повзрослевшим и навсегда повсюду опоздавшим. И «одноклассникам» он не посмел сказать, зачем ему на самом деле нужны деньги, зачем рискнул быть с ними в теме, зачем поехал с ними в Бухту Радости. Свечной заводик и бензоколонка — все это были отговорки, хохмочки. На самом деле он хотел купить автомобиль. Пусть и боялся вообразить себя сидящим за рулем в сплошном потоке автотранспорта (а как воображал — потел и тосковал), но зато ярко представлял, как с собственным ключом в руке подходит к своему автомобилю — и открывает, повернув легонько ключ, затем, усевшись в кожаное кресло, легко захлопывает дверцу.