Шрифт:
Между тем крымские пейзажи «Петра Митурича 1937–1939 годов, несомненно, были новым словом в живописи, открытием некоторых пластических ее возможностей, не вскрывавшихся с такой определенностью — смело берусь утверждать — до Митурича ни у нас, ни у „французов“».
П.В.: «Художники окончательно и бесповоротно поняли, что язык живописи есть ценнейшее слово для выражения всех глубин мышления в мире, вне нас лежащем, и о мире, внутри нас существующем; что живопись не нуждается в более грубых пособиях литературной формулы. Поняли, что живопись есть живопись, а не рассказ или роман» [329] .
329
Митурич П. В. Об искусстве // Указ. соч. С. 123.
Если возможно представить себе живопись как самоценную жизненную данность, как «вещь в себе», как специфическое, ей одной присущее воплощение мысли и чувства — то да, Митуричу удалось далеко продвинуться по этому пути. Не только не отрываясь от реального впечатления, от жизненного образа, предстоящего глазам, но максимально выявляя этот образ, он научился — огромным многолетним трудом — воплощать его исключительно силой мазка, языком мазка, гармоническим сочетанием мазков, живописной игрой цветовой фактуры. В какой-то степени Митуричу удалось то, к чему стремился Хлебников в своем словотворчестве, попытках создать «заумный» язык, способный непосредственно, минуя привычный литературный смысл, апеллировать к душе человека. Природа живописного языка была более податливой и поиски универсальной «Общечеловеческой Живописи» — более перспективными, чем попытки создания «общечеловеческого языка».
Живопись Петра Митурича не была в должной мере оценена и товарищами-художниками, практически не имевшими возможности с ней как следует познакомиться; недооценена и по сей день. В сознании современников он оставался, да и остается поныне графиком, блестящим рисовальщиком — здесь его авторитет не могли поколебать никакие критические нападки. Не только у прямых учеников Митурича — Е. Тейса, М. Горшмана, С. Эйгеса, — но в большинстве графических работ, прежде всего в станковых натурных рисунках, представавших в предвоенные годы на выставках, — у С. Бойма, А. Лаптева и многих других ощущалось его воздействие. Как о графике в первую очередь писали о нем, и достаточно часто (правда, в «общих» статьях и книгах) вплоть до 1936 года. Писали А. Сидоров [330] , А. Федоров-Давыдов, [331] А. Чегодаев, [332] Абрам Эфрос [333] , Н. Вышеславцев [334] .
330
Сидоров А. Русская графика за годы революции. 1917–1922. М., 1923.
331
Федоров-Давыдов А. А. Русское искусство промышленного капитализма. — М., 1929.
332
Чегодаев А. Книжная и станковая графика за 15 лет // Искусство, 1933, № 1–2.
333
Абрам Эфрос. Вчера, сегодня, завтра // Искусство, 1933, № 6.
334
Вышеславцев Н. Три выставки // Искусство, 1936, № 3.
Персональная статья о Митуриче, проиллюстрированная двумя его работами 1935 года — портретом Н. Дементьева и пейзажем Звенигорода, появилась в «Творчестве» в 1936 году [335] . Эта статья, подписанная Н.М-ев (Н. Машковцев), — яркое свидетельство того, как относился художественный мир середины 30-х годов к творчеству Митурича: «Петр Васильевич Митурич известен как автор великолепных рисунков штрихом. В штриховом, по большей части карандашном рисунке Митурич ставит сложные изобразительные задачи. В отличие от большинства рисовальщиков, внимание которых без остатка поглощается только формой, Митурич воспроизводит не изолированную форму, но форму в пространстве, наполненном воздухом и светом. Различной частотой и густотой штриха, нажимом карандаша Митурич превращает черный цвет карандаша в бесконечные валеры серого. Он получает таким образом возможность выразить не только все градации светотени, но и цветовые отношения.
335
Ma-ев Н. (Н. Машковцев). П. В. Митурич // Творчество, 1936, № 5.
Несмотря на сложность этой задачи, Митуричу удается достигать в рисунке кристаллической ясности и отчетливого построения. Линия для Митурича является основным элементом художественной формы. За линией сохраняет он значение ведущего начала».
К этому тонкому анализу художественного метода Митурича буквально «привешено» идеологическое заключение: «Что касается тематики Митурича, то она прочно ограничена. Художник словно отворачивается от наиболее значительных событий нашей жизни, он изображает ее задворки. Иллюстрации к „Матери“ Н. Дементьева явились единственным выходом Митурича в советскую тему. Однако эта работа, сделанная в 1934 году, по сей день остается одинокой».
Почти ручаюсь: этот торопливый критический донос был либо приписан Машковцевым по требованию редактора «Творчества» О. Бескина, либо, скорее, добавлен самим О. Бескиным — ему было свойственно такое бесцеремонное вмешательство в редактируемые им статьи.
№ 5 — т. е. майский номер журнала, вышел в драматическое время: начало 1936 года прошлось сокрушительным катком по художественной культуре. За январь-июнь этого года в «Правде» появились разгромные статьи:
«Правда», 28 января 1936. «Сумбур вместо музыки. Об опере Д. Шостаковича „Леди Макбет Мценского уезда“».
«Правда», 6 февраля 1936. «Балетная фальшь. О балете „Светлый ручей“ Д. Шостаковича».
«Правда», 20 февраля 1936. «Какофония в архитектуре (о К. Мельникове и его школе)».
«Правда», 1 марта 1936. «О художниках-пачкунах» — «разгром» ленинградской детской книги, грубые издевательства над Лебедевым, Конашевичем.
«Правда», 6 марта 1936. Статья В. Кеменова, заведующего отделом изобразительного искусства «Правды», «Формалистические кривляния в живописи»: «Формализм не только неприемлем для нас идейно и политически, но он, безусловно, антихудожественен…» О Тышлере: «Скорее вытравить из памяти это отталкивающее зрелище». О Фонвизине: «Опошление, граничащее с издевательством, — вот объективный смысл таких формалистических трюков». О Штеренберге: «Образцом формалистического самодовольства могут послужить нуднообразные работы Штеренберга» и т. д. [336]
336
Кеменов В. Формалистические кривляния в живописи // Правда, 6 марта 1936.
«Статьи в „Правде“ явились боевым оружием в руках советской общественности, — спешила распластаться редакция „Творчества“. — Новый этап борьбы с формализмом и натурализмом, которая начата статьями в „Правде“, знаменует собой громадный рост нашего зрителя. Страна наша требует полноценного реалистического искусства» [337] .
Обвинить Митурича в «формализме» в ту пору не решились, зато «уличили» в том, что он «отворачивается от наиболее значительных событий нашей жизни, изображает ее задворки».
337
От редакции // Творчество, 1936, № 2. С. V–VI.