Девочка почесала ногтем ямку между ключиц, где раньше висела светлая бусина, и вздохнула. Из-за этой бусины ей тогда весной всыпали так, что больно было сидеть. А потом долго внушали, какой горький срам причинила она, неблагодарная, своему роду. Это ж нарочно не выдумаешь. Отдать знак своей будущей женственности встречному-поперечному, в первый и последний раз увиденному… Да без материнского дозволения. Да вперед старших сестер! Да кому бы доброму, а то за версту по роже видать – злодею отъявленному…

Не умела хранить, строго приговорила мама, ну так не нужна тебе, бесстыднице, новая. Пока в поневу не вскочишь…

Вот если бы его попросить, подумала девочка. Он бы мне сразу кузовок сплел.

Чужой человек появился со стороны ельников. Девочка заметила незнакомца и испуганно схватилась за края камня, на котором сидела. Черные ельники лежали посреди светлого бора, словно островок чужеродного, бессолнечного, враждебного мира. Там не водились ни ягоды, ни грибы. Только смертоносные поганки как-то проникали сквозь напластования слежавшейся хвои и стояли в мертвой тишине, бледно-сизые, едва заметно светящиеся…

И Барсуки, и Пятнистые Олени ельников сторонились. Девочка никогда туда не ходила, не приблизилась и теперь. Поиски грибов довели ее лишь до прогалины, откуда была видна граница черноты. Но и этого, похоже, хватило, чтобы соприкоснуться со злом. Потому что чужой человек шел прямо к ней.

Страх высушил горло и сделал ватными пальцы, цеплявшиеся за камень. Наверное, надо было бежать. Мужчина шел широким, уверенным шагом. Плечистый, средних лет темнобородый мужчина. Не больно-то убежишь от такого. А может, он не с худым умыслом? Может, заплутал в чаще, дорогу хочет спросить?..

Но у человека за спиной не было ни кузовка, ни котомки. Он улыбался, и от этого было еще страшней.

Он был уже в десятке шагов, когда девочка наконец сорвалась с камня и побежала, бросив корзину. И сразу услышала, как позади затрещал вереск под сапогами преследователя. Девочка мчалась, как зайчонок, безошибочно сознавая, что вот сейчас будет настигнута. Вереск трещал все ближе, человек на бегу невнятно ругался сквозь зубы. Наверное, он больше не улыбался. Если она переполошит взрослых, и венны поймут, что кто-то пытался поднять руку на их дитя…

Девочка почти добежала до низкорослых можжевельников, почему-то казавшихся ей спасительными. Но нырнуть в густые заросли не успела. Навстречу, обдав запахом псины, взвилось в бесшумном прыжке мохнатое серое тело. Матерый зверь с разгона перелетел кусты и встал между нею и ее преследователем. Полудикий, невероятно свирепый пес знаменитой веннской породы. Из тех, что не попятятся и от целой стаи волков. Его самого издали можно было принять за очень крупного волка. А на шее у пса был кожаный ошейник, и на нем, как драгоценный камень, переливалась хрустальная бусина,

Девочка, которую он едва не сбил с ног, от неожиданности и нового испуга растянулась на земле, но сразу вскочила и стала отступать прочь, пока не уперлась спиной в дерево. Она никогда раньше не видела этого пса, и не было времени раздумывать, чей он, кто послал его ей на выручку.

Пес не лаял. И не рычал. Он стоял неподвижно, вздыбив шерсть на загривке и ощерив в страшном оскале двухвершковые зубы. Когда человек шагнул в сторону, он шагнул тоже.

Человек был далеко не трусом.

– Ты чей, песик? – спросил он спокойно и даже ласково, решив для начала попробовать успокоить собаку. Пес не поверил ему и клыков не спрятал. Девочка смотрела на них круглыми глазами, прижимаясь к дереву так, словно оно могло расступиться и спрятать ее в своей глубине. Она-то видела, что рука мужчины медленно подбиралась к поясному ножу.

Человек между тем убедился, что следом за псом не спешил его не менее свирепый хозяин-венн. Он быстро, очень быстро нагнулся, схватил из-под ног обросший мхом гнилой сук и запустил им в кобеля, надеясь обозлить его и вызвать на неразумный прыжок. В другой руке чужака словно сам собой возник длинный, в полторы пяди, охотничий нож.

Пес в самом деле прыгнул. Только чуть раньше. И намного быстрей, чем предполагал человек. Мужчина собирался ударить его по морде, уворачиваясь от клыков, и пырнуть ножом в сердце, вместо этого песьи челюсти сомкнулись, словно капкан, на его вооруженной руке. Человек взвыл от боли: обе кости ниже локтя хрустнули, как только что хрустел вереск у него самого под ногами. Пес опрокинул его наземь, словно тряпичную куклу, выпустил ставшую безвредной руку и наступил лапами на грудь.

Человек был большим охотником до опасных драк и давно потерял счет схваткам, в которых выходил победителем из еще худших положений. Он не испытал особого страха, даже когда над самым горлом лязгнули острые, как кинжалы, клыки. Он испугался до судорог, только увидев ГЛАЗА. Серо-зеленые, каких он у собак не встречал никогда. И еще ВЗГЛЯД. Взгляд, какого не бывает у зверя.