Шрифт:
– Он хорошо учится, – вставила Лера, не желая казаться несправедливой. – Столько языков знает! А он… хочет гитаристом быть, да?
– Да он уже гитарист, Лерочка, – помолчав, вздохнула старая цыганка. – Он с двенадцати лет матери аккомпанировал! Вместе с Петькой, отчимом своим. Кабы не нога…
– А что нога? – не поняла Лера. – Он же не ногой на гитаре играет!
– Вот и я ему то же самое говорю! – в сердцах сказала Софья Николаевна. – И мать! И Петька! И Эсма! И другие наши все! А он – ни в какую! Хромым, говорит, на сцене делать нечего!
– Да какой же он хромой! – взвилась Лера. – Так, совсем немножко, почти не видно…
Старая цыганка пожала плечами.
– Говорю же тебе – упрямый как ишак! Весь в мать! Сказал «нет» – и всё, хоть пополам тресни! Уж сколько Рада перед ним плакала – даже это не помогло! Вышел один раз с гитарой на сцену, постоял минуту, повернулся и ушёл! И с тех пор – ни шагу больше!
– Давно это было? – тихо спросила Лера.
– Два года назад… Будь она трижды проклята, авария та… Тыщу раз Петьке говорила – одни беды от этих машин!
В комнате с роялем воцарилась тишина. Старая цыганка сидела не двигаясь, глядя в окно, за которым лил дождь. Лера боялась даже пошевельнуться, чувствуя, что невольно разбередила давнюю, ещё не зажившую рану. Прозрачные капли, шурша, сбегали по стеклу. И, глядя на них, Лера чувствовала, как злость и обида на Ромку постепенно сменяются какой-то нежной жалостью. «Какой дурак… Упрямый дурак, и больше ничего… Ведь он настоящий музыкант, при чём тут нога, хромота?.. И вправду ишак упёртый… Даже маму не послушал!»
Неожиданно старая цыганка повернулась к ней – и Лера подпрыгнула от неожиданности, увидев на её лице широкую улыбку.
– Ладно, девочка, хватит воду лить! Мы ведь с тобой плясать хотели – и будем плясать! Знаешь, есть такая цыганская песня – «И петь будем, и плясать будем, а смерть придёт – помирать будем!» Так и надо жить! Тебе какую пляску хочется выучить?
– Цы… цыганскую… – растерялась Лера. Но старая цыганка продолжала выжидающе смотреть на неё, и девушка робко уточнила. – Вот как Эсма танцевала…
– Ага. Значит, городскую «венгерку» хочешь, – улыбнулась Софья Николаевна. – С каблучками и чечёткой?
– Да! А… почему он… то есть она, эта «венгерка»… городская?
– Потому что её танцевали городские цыганки в хорах. – Софья Николаевна снова улыбнулась. – А ты, наверное, думала, что все цыганки только по полям в драных юбках босыми бегали? Дай, красавица, погадаю?
Лера осторожно промолчала – потому что именно так она и думала. Старая цыганка поднялась и достала с книжной полки альбом с фотографиями.
Это был разбухший альбом с вытертой бархатной обложкой. Открыв его и перевернув несколько картонных страниц, Софья Николаевна показала на потрёпанную чёрно-белую фотографию. С любопытством всмотревшись, Лера увидела с десяток чинно сидящих женщин в длинных строгих платьях, которые, как ей показалось, должны были носить в старину на балах. Через плечо красавиц были наброшены шали с кистями. Волосы убраны в аккуратные высокие причёски. За их спинами стояли мужчины с гитарами.
– Это – цыгане? – недоверчиво спросила Лера, вглядываясь в бальные платья женщин. – Совсем не похожи…
– Так одевались в хорах Москвы и Петербурга. – задумчиво сказала Софья Николаевна. – Видишь вот эту, которая одна из всех с гитарой сидит? Это моей свекрови мать, Нина Светлицкая! Вся Москва по ней с ума сходила! Она романсы пела, и её сам государь император слушать приезжал! А вот это… – Старая цыганка перевернула страницу альбома: – Моя мама!
Лера взглянула – и ахнула от неожиданности. Юная цыганка с косами до талии улыбалась ей со старой фотографии с изломанными краями. На ней была недлинная, чуть ниже колен цветастая юбка, из-под которой виднелись босые ноги. Руки цыганки важно упирались в бока, с шеи свешивалась нитка длинных бус.
– А почему она так одета? А эти, из хора, совсем по-другому?
– Мама была таборной цыганкой, в таборах одевались так. И плясали совсем по-другому, не как в городах. То, что босиком можно сделать, в туфлях нипочём не повторишь! А босиком чечётки не выполнишь, хоть убейся! Так что надевай юбку, туфли и – становись!
Лера кинулась в ванную – и через минуту уже стояла перед своей учительницей в зелёной юбке и изрядно стоптанных туфлях. Софья Николаевна поднялась из-за рояля.
– Есть, девочка, такая поговорка: «Не дорога пляска, а дорога выходка!» Хорошая выходка – это, считай, полпляски уже! Так что начнём мы с тобой с «ходочки». Подними руки… Нет, не вверх, а на уровень груди! Кисти расслабь… Да не так, чтобы они, как тряпочки, висели, а просто – не сжимай пальцы. Средние пальцы немного опусти… видишь, как красиво руки выглядят! И не верти ими! Кистями вертят те, кто «под цыган» танцевать хочет, а не умеет! Вот так – и пошла вслед за мной! Медленно! Слушай счёт! Цыганская пляска работается на четыре четверти. Раз… два… три… четыре! Раз… два… три… четыре… Молодец! Одним каблуком бьёшь – другой подошвой скользишь! Ещё… нет, не так! Ничего, получится! Ещё раз пробуем! Где наша не пропадала!