– Я свое отслужил. Теперь у меня другое занятие, – проворчал Мамыш и облизнулся.

– А я говорю, послужишь! – Клим хлопнул ладонью по столу, и тот в самом деле превратился в груду щепок. – Послужишь, гнида зубастая, ибо орки идут на нас войной!

Он вскочил и, ухватив Мамыша за горло, приподнял кабатчика и пару раз крепко стукнул затылком о пивную бочку. Сзади послышался восхищенный шепот скомороха:

– Ну, величество! Ну, даешь! Так его, ублюдка!

Мамыш посучил ногами и обмяк. Пристроив его в угол у бочки, Клим дождался, когда отставной сержант очухается, и строго произнес:

– Понял, служивый, с кем дело имеешь? Так поднимайся и веди в подвал! Хочу на дружков твоих полюбоваться.

Что-то злобно прошипев, Мамыш отодвинул огромную бочку. Весила она не меньше тонны, а то и двух, но кабатчик справился с нею, не слишком напрягаясь. За бочкой обнаружились дыра в стене и лестница.

– Прихвати фонарь и двигай первым, – велел Клим.

Мамыш нехотя повиновался. Вслед за ним трое гостей спустились в подвал, переходивший в дальнем конце в обширную пещеру. Вероятно, она тянулась под скалистым холмом, так как из стен ее и сводов тут и там выпирали каменные глыбы, отливающие в неверном свете фонаря то фиолетовым, то угольно-черным, то багровым. Но не эта игра красок приковала внимание Клима, а десятки фигур, будто бы закутанных в темные плащи, что свешивались с протянутых под потолком балок. Они казались неподвижными, напоминая стаю огромных летучих мышей, еще не пробудившихся от сна; лишь временами их крылья-плащи слегка трепетали.

Вытянув руку, он нащупал упругое крыло, потом острый костлявый подбородок, и сдернул тварь вниз. Потом еще одну и еще… Секунда, и подвал наполнился шелестом крыльев, хриплым возбужденным дыханием и пронзительным визгом. Монстры сыпались на пол, точно дождь, и всюду он видел полузвериные-получеловечьи лица, горевшие огнем глаза, руки с когтистыми пальцами, разверстые пасти и клыки, клыки, клыки…

Жалобно звякнули бубенчики Црыма.

– Благой Творец, спаси и помилуй… – с ужасом прошептал шут.

Омриваль не произнес ни слова – стоял у Клима за плечом, щурясь и сжимая топорик. Щеки его были бледны, на висках выступила испарина.

– Ну, Валентин, – сказал Клим, копаясь за поясом, – раз уж ты пошел со мной, будь за глашатая. Объяви публике, кто к ним явился. Да погромче!

Оруженосец судорожно сглотнул и произнес напряженным голосом:

– Слушайте, порождения тьмы, и не говорите, что не слышали! Король перед вами! Король желает объявить свою волю!

Мерзкое хихиканье и гомон раздались в ответ.

– Король! Не король, а пища!

– Только скудная, на всех не хватит.

– Два человека и гном… Не терплю гномов! Кровь поганая, соленая.

– Где твоя свита, король? Где герольды, рыцари, придворные? Что же ты их не привел?

– Мы тоже твои подданные. Мог бы нас подкормить!

– Кто сюда явился, тот наш. Наш! Так положено по закону!

Вытащив из пояса свой раритет, Клим стиснул его в кулаке. Потом рявкнул:

– Молчать, живоглоты! Закон вспомнили? Так закон здесь я!

Закон здесь я! Должно быть, эти слова Клим Скуратов мечтал произнести всю жизнь. Российские законы не отличались справедливостью, и власть имущие вертели их так и этак, запускали жадные лапы в казну, миловали преступников, а простых людей за малые вины сажали прочно и надолго. Отчего не посадить безденежного! Такие – быдло, и судьба им – ладить табуретки в зоне. Знал об этом майор Скуратов, офицер спецназа, несостоявшийся интеллигент, знал и потому взъярился. Кровососов в родном его мире хватало, и местным паразитам не стоило упоминать закон.

Ухватив ближайшую тварь за шкирку, он разжал кулак и поднес ладонь к лицу вампира.

– Гляди, гаденыш! Узнаешь?

Зрачки человека-нетопыря расширились. Он висел в королевской длани, точно мышь в кошачьих когтях, – безвольный, недвижимый, с остановившимся взглядом. Челюсть его отвисла, обнажив острые клыки, на тонких губах выступила пена. Он что-то прошептал, и бормотание монстров смолкло.

– Громче! – велел Клим. – Скажи громче!

– Клык графа Дракулы… великого предка и основателя…

В подземелье воцарилась мертвая тишина. Только жужжала заблудившаяся во тьме муха да потрескивал пропитанный жиром фитиль светильника. Миг ошеломления кончился, когда кабатчик Мамыш рухнул на колени, стукнул лбом в пол и завопил:

– Частица плоти Властелина! Утерянная! Она, клянусь драконьим дерьмом!

Визг, шелест и шепоты вновь наполнили пещеру.

– У него знак могущества!

– В его руке – останки величайшего из нас…

– Святыня!

– Мы должны покориться…