Змея долго выручал огненный палец, отнятый когда-то у пленного Бога Грозы: отшибет золотая секира когтистое, перепончатое крыло, он подхватит его, чиркнет — и приросло накрепко. Отлетит хвост — он и хвост тотчас приживит. Но вот размахнулся Сварожич, и гремучая молния начисто срезала украденный палец, и палец полетел вниз, сверкая, как звезда в темноте.

Волос и Волосыня вдвоем метнулись вдогон, но прежде них подоспел огромный орел, схватил палец и принес прямо в руки Богу Грозы. Это Перунич решился испробовать подарок отца, да и подсобить чем возможет.

Сказывают, Волос пытался спастись, укрывшись под камнем, но молния в прах разбила валун. Тогда Змей спрятался за стволом могучего дуба, надеясь, что свое дерево Перун пощадит. Не пощадил — расколол, разнес в мелкие щепы, и дуб запылал. В отчаянии кинулся Скотий Бог назад к Железным Горам и юркнул, съежась как мог, за спину кузнеца Кия. И точно — остановилась занесенная секира… но не оплошал и кузнец: железными пальцами схватил Змея за шиворот и держал, пока не подоспел сам Бог Грозы.

Змеевичи уже сидели рядком под присмотром отважных девчонок и Светозора, не спускавшего с них глаз. Змеево племя было гораздо на одного всемером, а теперь — хоть жалей их, присмиревших. Но оказалось, жалеть было рано, самую последнюю пакость они еще не свершили. Стоило Перуничу ступить наземь и сбросить долой орлиные перья — Змееныши разом перекувырнулись и приняли его облик, да так, что по глазам только

отличишь. Обступили внука Неба со всех сторон, загомонили:

— Он наш! Он с нами рос!

— Он брат наш молочный! Одни кормилицы нянчили!

— Он сын Змея, а не Грозы! Признаешь его своим, признавай и нас всех!

И лишь один голос тихо промолвил:

— Бей, отец. Лучше твоим сыном умру, чем жить с ними братом. Стиснул зубы Перун… поднял руку, и полыхнула секира, метнула смертельное синее пламя. Ахнули Киевичи, в ужасе закричала Светлена… Рассыпались оборотни на множество земляных червей и ядовитых крохотных гадов, а Перунич остался стоять, как стоял. Разве могла отцовская молния причинить ему вред?

Змей со Змеихой проливали горькие слезы: осталась у них одна младшая дочка, и та невесть куда убежала. Что ж, сами виновны.

— Как поступишь с ними, отец? — спросил Перунич, обнимая Светлену.

— Пусть живут в Исподней Стране, — ответил Перун. — Пусть владеют богатствами подземелий, мне они ни к чему. Пусть таскают золото тем, кто жертвует яйца и молоко. Пусть помогают растить хлеб и холить скотину. Но если я еще раз увижу их в небесах…

— Клянемся!… Клянемся!… — в два голоса закричали чудовища.

Говорят, впрочем, Змеиха все-таки не сдержала данного слова, и Бог Грозы поразил ее уже без пощады. Вот, стало быть, откуда появилось на Небе созвездие Волосыни. Змей же Волос до сего дня живет в глубоких пещерах, и ему по-прежнему молятся о богатстве, о приплоде скота и об урожае. Недаром выросший хлеб называют Волосовой бородой и последний клок всегда оставляют, чтобы на другой год лучше росла. Однако поскольку борода эта рыжая, столь же часто ее прозывают Перуновой, и справедливо. Еще сказывают, Волос теперь все больше ходит на двух ногах и в одежде, как человек. И лишь изредка снова примеривает змеиные крылья, отваживается выглянуть из надоевших пещер. Тогда удары страшного грома сотрясают небесные своды, пока секира Перуна не загонит Змея обратно, а с ним и разную нечисть, выбравшуюся за добычей. Вот почему так чист воздух и так легко дышится после грозы.

Но все это было потом.

Молния за молнией обрушивалась на Железные Горы, и горы глухо стонали, раскатываясь ржавыми глыбами. Чернобог и злая Морана кинулись в тайный лаз, думая достичь Кромешной Страны и там отсидеться. Но пока они отталкивали друг дружку, спасая каждый себя, секира Перуна намертво заклепала крысиный лаз сперва впереди них, а после и сзади.

— Выпусти нас! — раздавалось из глубины. — Выпусти! Пожалей!

— А вы мою жену и брата жалели? — ответил Перун. — А сына маленького? Будете сидеть, где сидите. Не ходить больше вам по Земле, не поганить ее своими следами.

И вот рухнули последние скалы, растворились не знавшие света пещеры, выбежали из тех пещер несчастные полонянки — совсем молодые и те, что успели состариться за тридцать лет и три года в неволе. Но неподвижно, покрытые нетающим инеем, стояли белые кони, впряженные в солнечную колесницу. Бездельно лежал потускневший, покрытый пятнами золотой щит. И ни молния, ни огненный палец не смогли пробудить Даждьбога и Богиню Весны, вмурованных в лед.

Тогда из глубокого подземелья, где были заперты Морана и Чернобог, послышался злорадный смешок.

— Только мы — повелители Смерти! Только мы можем пробудить тех, кого погрузили в сон. Выпусти нас, Перун. Отдашь половину Земли — так и быть, получишь жену и брата назад.

Перун ничего им не ответил. Он глядел сквозь лед на замученную жену, и рядом стоял сын, которому она все же сумела шепнуть на ухо имя отца.

Зоря и Светозор преклонили колена перед могилой Даждьбога…

— Я бы запрягала ему коней, если бы он поднялся, — молвила Зоря и заплакала. — Такие не должны умирать!