Богданов еще раз взглянул на красивое лицо спящей секретарши, а потом выключил светильник и пошел на лоджию, чтобы услышать другое дыхание — могучее, спокойное, чистое и честное, дыхание океана за пальмовой рощей. Но не услышал, а то, что увидел, ужаснуло его. Океан подступил к зданию отеля, прозрачная вода колыхалась в метре под лоджией. В ней можно было разглядеть черные окна нижних этажей и верхушки пальм чуть поодаль, они колыхались в воде, словно водоросли. И — ни единого огонька на мягкой черной поверхности. Отель казался тонущим «Титаником». Плеснула волна, забрызгав соленой влагой его лицо, и ступни босых ног почувствовали ее прохладу.

Остров погружался в океан, но никто, похоже, не замечал этого — ни криков, ни команд, ни спасательных судов, вертолетов, ни малейшего движения. Полная тишина. Богданов попятился в номер, метнулся к тумбочке со своей стороны кровати, включил светильник, На красном ковре остались влажные следы ног. Ондостал из бара бутылку виски, сделал несколько глотков, а потом напряженно уставился на открытую дверь, ожидая, что волны вот-вот хлынут через порог. Потом подошел к двери и увидел, что вода плавно уходит вниз, как из ванны с хорошим стоком. Уходит, обнажая верхушки пальм и окна отеля, в некоторых тут же вспыхивал свет. Он выпил еще, лег в кровать, обнял спящую Иру и скоро уснул.

А утром долго стоял на лоджии, пытаясь отыскать следы воды на стене или разрушения в пальмовой роще, где было немало всяких ресторанчиков, не нашел и подумал, что это приснилось. Но бутылка виски, наполовину опорожненная, стояла на тумбочке как доказательство того, что ночное видение не было просто сном.

Это видение продолжалось каждую ночь, вода поднималась все выше и выше, минувшей ночью она плескалась у самого края его лоджии и казалась реальной, как никогда. Прошла неделя с того времени, как они прилетели на Акулий остров.

Вот о чем он думал, глядя в белый потолок, — этого не могло быть, но и таких видений тоже быть не могло.

Ира крепко спала. Каштановые волосы прикрывали часть ее красивого, как никогда, лица. Последняя любовь? Наверное, последняя. Дура, просто симпатичная телка, каких он мог иметь сотни, если б захотел. Но хотел только ее, прощал измены, ибо понимал: страстной юной девушке нужно нечто большее... Ладно. Но главное внимание она должна уделять ему. Похоже, забыла об этом. Надо бы напомнить. Он наклонился к ней, поцеловал в плечо и негромко сказал:

— Дорогая, уже девять. Пойдем позавтракаем?

Ира открыла глаза, даже спросонья они были ясными и красивыми, посмотрела на него, сладко потянулась и отрицательно покачала головой.

— Ты иди, Илья, а я потом, ладно? Хочу еще поспать. Жди меня на пляже, пока...

— Ладно, — с досадой сказал он.

Поймал себя на мысли, что мир вокруг меняется, и не в его пользу. Разве могла она, эта пигалица, раньше сказать ему такое? Пусть бы только попробовала! А она, не совсем уж дура, и пробовать не пыталась, любое его желание исполняла — мухой. Не она изменилась, он стал другим. Однажды, где-то год назад, вдруг понял, что жестокость — это плохо, это совсем не то, что хочет от людей Бог. Есть ли Он на самом деле или нет, неизвестно, но с годами хотелось верить, что есть, и там, когда он придет, Бог поймет его раскаяние и простит. Поэтому и терпел даже наглые выходки Иринки, а ведь запросто мог бы наказать ее, отдать на недельку «обсаженным» неграм, поняла бы, что к чему. Но не хотел.

Он много чего повидал — воровская юность, красивые телки, драки на ножах, лагеря, снова «красивая жизнь», снова лагеря, где он постепенно наращивал свой авторитет, убирая даже авторитетных воров со своего пути. Сам стал авторитетным, признанным лидером преступного мира. Зона стала чуть ли не домом отдыха, где его слово было законом, а любые желания исполнялись, будь то сигареты или пара классных телок. Потом наступила перестройка, и кому, как не ему, было организовывать частный бизнес? Тем более в 89-м вышел на волю? Он выбрал фармацевтику, ибо четко понимал — без хлеба люди могут обойтись, а без лекарств — никак. Сложное было время, «стрелки»-перестрелки автоматные, с десятками трупов, разборки с молодыми наглыми отморозками, которые не признавали авторитетов. Было, но он переиграл всех. Создал классную фирму, убрал всех конкурентов, собрал классный коллектив, один Орехов чего стоит! Похож на него в молодости, но — другой. Современный. Наглый, жестокий, бесцеремонный, когда это надо, но и вежливо-интеллигентный, и культурный... Другое поколение!

А он вдруг понял, что устал от борьбы. Все уже есть, всего достиг. Денег — куры не клюют, телок — каких хочешь, только сил на них не хватает. Уже не хватает. Семья, дети? Ему, старому вору в законе, это западло. Есть Иринка — и ладно.

Она-то есть, но уже понемногу перестает его уважать. Делает что хочет, а он... Должен наказать телку, да не может. Не желает Бога гневить своей жестокостью. Терпит... Мог бы, ох, как мог бы, но не хочет. А тут еще и океан достает каждой ночью... Что ему нужно от него?

Понять бы, да — не понимается...

В ресторане он съел йогурт с кукурузными хлопьями, выпил стакан свежевыжатого апельсинового сока, а потом пошел на пляж, где уже вовсю трудились служащие отеля, устанавливая разноцветные зонты и пластиковые лежаки.

Он искупался, далеко не плавал, сердце уже не то, мало ли что может приключиться, если отплывешь далеко от берега? Барахтался на мелководье, вода была мягкой и приятно освежала. Вернувшись к своему лежаку, он стал думать: нужно ли рассказать Иринке о своих ночных видениях или нет? Конечно, она не могла объяснить, что это значит, почему океан неумолимо приближается к их номеру, но хотя бы знала...