– Привет, - неловко сказала Марьяна, ступив на веранду и оказавшись так близко, что уже некрасиво молчать. И больше не нашла слов, в голове шумело желание владеть этим человеком, пока окончательно несформировавшееся, но такое незнакомое, непривычное... Марьяна не знала, что с ним теперь делать. Она понятия не имела, как другие с этим живут.

– Привет, - он насторожено смотрел на неё, видимо, вела себя гостья по местным меркам не совсем обычно.
– Что-то случилось?

– А что может случиться?
– пробормотала Марьяна, трусливо отводя глаза. Может, в таких случаях нужно прямо говорить, что случилось? Смотря в лицо? Отчитываться чётко и внятно?

Но нет, она пока не сможет.

– Что-нибудь сломалось в вашей комнате?
– подсказал он.

– А? Нет.

Марьяна тряхнула головой. Соберись, ну нельзя же так. Да, новость была оглушительной и никак не укладывалась в рамки привычного мира. Да, поселившийся в душе незнакомец принёс с собой хаос и страх, но нельзя же так расплываться, сдаваться раньше, чем... чем что?

– Тогда чем обязан?

Юсбер говорил так ровно, как, пожалуй, говорит вышколенный персонал элитной гостиницы со вспыльчивыми и капризными постояльцами. Что-то в Марьяне взбунтовалось - в молодёжном лагере такого быть не должно, они должны просто болтать, болтать на равных! Но она не смогла возмутиться.

– Я просто гуляла... И случайно сюда вышла. Я не знала, что ты здесь.
– Добавила она так, будто последняя фраза решительно всё объясняла.

В окружавших мастерскую кустах свиристели сверчки, где-то недалеко щебетала птица, а на веранде царило глухое молчание.

– Ты...
– с неожиданной силой выдавил из себя Юсбер. Марьяна с готовностью вскинула на него глаза - у него довольно узкое лицо, так что губы смотрятся большими и пухлыми, и такие же узкие брови, светлые, как и короткие волосы. Или выцветшие на солнце? И голубые, как небо, которое сейчас на головой, глаза.

Не договорив, Юсбер сам себя одёрнул и замолчал.

– Что?

И снова на его лице рябью сомнение, и он говорит:

– Ты...

И снова себя одёргивает, останавливает.

– Юсб, ты долго ещё?
– кричит из мастерской долговязый, и тишина веранды раскалывается и рушится вниз, как мусор. Этот посторонний голос звучит совсем не так гармонично, как звуки леса и словно ляпает чёрной жирной кляксой красивый пейзаж.

Юсбер сразу выпрямляется - его лицо спокойно, полно той привычной ему уверенности и невозмутимости - и встреча действительно становится глупой случайностью.

– Мне пора идти.

Сразу столько твёрдости в голосе... И где же вся эта твёрдость была чуть раньше? Небо в глазах становится безмятежным, отсутствующим.

– Да, конечно.

Конечно, тебе никуда не надо идти, а надо остаться тут, сейчас и немедленно вернуть тишину и неуверенный взгляд, который так до конца и не раскрылся! Но такого не скажешь вслух, да ещё при свидетелях.

Юсбер широко улыбается:

– Ну, если что-то сломается - заходи.

Асфальтированная дорожка ведёт Марьяну обратно в лагерь и, конечно же, оказывается слишком короткой, чтобы толком обдумать всё то, что следует.

Пси и Алла ждали в комнате, замученные скукой и жарой, взъерошенные и почти сердитые.

– Мы сегодня на пляж, между прочим, собирались с утра! Загорать. Хоть бы сказала, где пропадаешь, мы же ждём, все сжарились уже, - недовольно пробурчала Пси. Алла выглянула из-за своей электронной книжки в ярко-алом глянцевом корпусе и обошлась без комментариев.

– Да я уже тут, - рассеяно произнесла Марьяна. Как он там сказал? Если что-то сломается?