Он действительно сидел в кабинете Хаиткулы. Они рассматривали его так, будто он жених, который готовится к свадьбе. Было видно, что Бекназар еще не был дома, костюм мятый, рубашка несвежая. Хаиткулы хотелось отправить его домой, но Бекназар не ушел, пока не рассказал обо всем — не о красотах Дагестана, не о том, что ел-пил у горцев, а о Мегереме, о деревне Цумада. Не стал только рассказывать об охоте на джейрана, о том, что пять дней пролежал в больнице.

Хаиткулы вынул из стола моток телеграфных лент.

— А это что?

Бекназар прочитал несколько слов, смутился:

— Считаю, что это не имеет отношения к главному. Расскажите лучше, что у вас делается.

— Потерпи до завтра, новости есть, хорошие новости.

Чуть не силой Бекназара отвезли домой.

Хаиткулы предложил подполковнику Джуманазарову вынести Талхату и Бекназару благодарность за успешную работу в Махачкале и в коше Дашгуйы. Подполковник не возражал:

— Согласен. Но теперь я знаю, как заставить вас работать. Вас, оказывается, критиковать надо, вас критика мучает. Нажали на вас — и дело пошло. Так что, майор, говорите мне, когда вам нужна критика. Сколько хотите, столько получите.

Хаиткулы пропустил мимо ушей эти иронические слова, сказал, что приступает к последнему допросу Ханум Акбасовой. Джуманазаров недоверчиво покачал головой:

— Хорошо бы, если последний.

— Думаю, что последний. Мегерем рассказал, откуда монеты. Все оказалось проще, чем мы думали, — она скупала их. В трудные времена люди, бывает, и золото готовы чуть не даром отдавать. Она и пользовалась чужой бедой.

— Женщины пошли упрямые. — Джуманазаров потер лоб. — Что ваша Бердыева, сколько возились с ней, что эта Акбасова. И все же, майор, не очень верьте ее словам, она кого угодно может заставить поверить ей. Не забудьте, как долго она водила вас за нос.

Допустимый срок содержания Акбасовой в следственном изоляторе кончался. Прокуратура требовала немедленно завершить ее дело. За незаконные операции с золотыми монетами Акбасова получит довольно большой срок, Хаиткулы это знал и понимал, что надо действительно завершать ее дело. В конце концов, монеты не имеют прямого отношения к убийству подпаска — можно принять за основные те улики, которые собрал Бекназар. Да и взятки, которые она брала на винозаводе, — это тоже всплыло наружу.

На последнем допросе Ханум сначала вела себя, как всегда, очень свободно, кокетничала, хотя Хаиткулы и Бекназар почувствовали в ней и некоторую перемену — настороженность и раздражение. Видимо, она догадывалась, что этот разговор решающий. Села к ним как можно ближе, почти лицом к лицу с Хаиткулы. Он не стал ее отсаживать.

— Слава аллаху, опять вас вижу! Если вы будете так редко приходить к нам, то мы, бабы, совсем заскучаем. Кавалеров здесь нет, одни только рассохшиеся арбы…

Оба милиционера молчали.

— Да и в вас обоих я ошиблась…

Ответил Бекназар:

— Если бы вы раньше это поняли, было бы лучше. Ничего, и сейчас не поздно.

— Вы, грузчик, не так меня поняли.

— Как же вас понимать? — вмешался Хаиткулы.

— А вот как: я жалею, ребята, что вовремя не заставила вас передать дело в прокуратуру. Меня бы давно здесь уже не было. Вы же не умеете обращаться с женщинами! Они любят ласку, а грубость ранит их душу. С ними надо говорить не так, как вы, на другом языке.

Хаиткулы понял, куда она гнет, — оклеветав их, она могла бы заставить прокуратуру вынести решение об ускорении проведения суда и отправки ее затем в колонию. Это ее последняя возможность замести следы, но теперь она опоздала…

— Так на каком же языке надо говорить с вами?

— На прокурорском. Два разных языка — милицейский и прокурорский. С вами трудно договориться. А с прокуратурой можно. Совсем другие ребята — отзывчивые. На днях был случай… В камере со мной сидела женщина. Видели, наверное. Красивая, как кинозвезда. Еще красивей, чем я. Волосы как волна, глаза как у газели. Голову любому вскружит. Ее один парень обманул, она ему и отомстила — долго будет помнить. Так вот, знаете, в нее влюбился молодой помощник прокурора, который вел ее дело. Она тоже в него влюбилась. Парень дал ей слово: «Буду ждать твоего возвращения». Девушка плакала от радости, все обнимала меня, вместе плакали. Она мне сказала: «Брошу свое ремесло». Понимаете, чем она занималась после того, как ее тот, первый, соблазнил и бросил?.. Когда она уезжала, мы все до одной плакали… Видите теперь, какие сердечные, гуманные люди работники прокуратуры! Настоящие джентльмены. Среди вас разве найдется кто-нибудь, похожий на того парня?

Хаиткулы без всякого интереса выслушал ее байку, он знал, что среди осужденных женщин такие истории распространяются часто. Своего рода фольклор. Он ждал от Ханум чего-то другого, какой-нибудь хитрости, а все свелось к сентиментальной выдумке.

— К вопросу о джентльменах мы скоро вернемся, — сказал он сухо. — Сейчас давайте окончательно разберемся с вашим наследством, полученным от матери… Не было его, как не было прежде и клада.

Хаиткулы выложил перед ней весь ворох доказательств, которые собрал Бекназар. Он говорил не очень долго, но так весомо, что Ханум поняла: и вторая ее карта бита, упорствовать не имеет смысла. Не дала досказать Хаиткулы, призналась, что в разные годы скупала монеты у многих лиц. Прятала их в тот самый кувшин, он-таки разбился.

— У кого покупали? Можете назвать хотя бы одного человека?

— Нет. Сама я этим не занималась. Помогал скупать посредник.

— Имя, фамилия?

— Шариф Шаимов.

— Кто он?

— Работал у меня шофером.

— Если устроим с ним очную ставку, он подтвердит, что скупал для вас золото? Уверены в этом?

— Конечно. Только если сможете уговорить его прийти.

— Уехал куда-нибудь?

— Уехал!

— Куда?