Торговля ядами

Чаще всего подобной торговлей занимается мелкий люд: прачки, старьевщики или торговцы фруктами. Не брезгуют ею и маргиналы (беглые слуги, солдаты-дезертиры и даже дворяне, поставленные вне закона), промышляющие всевозможными видами прибыльных продаж: черной магией, поисками сокровищ, продажей чудодейственных мазей, абортивных микстур и ядов, например знаменитого «порошка наследства». Порой шарлатаны занимаются своим уголовным бизнесом, прикрываясь магическими ритуалами; некоторые священники, как, например, аббат Коттон или Гибур, подписывают соглашения с дьяволом, продают освященные облатки, по заказу проводят черные мессы и сатанинские церемонии, в ходе которых порой приносят в жертву младенцев. Чтобы расследовать преступления подобного рода, в апреле 1679 года король учреждает в Арсенале особый суд, главным докладчиком которого становится не кто иной, как главный наместник полиции Лареньи. За три года эта «Огненная палата» выпускает триста декретов об аресте, помещает в тюрьмы около двухсот человек и выносит сотню приговоров, тридцать шесть из которых приведены в исполнение.

Очерненный двор

Прорицатели, колдуны и отравители набирают клиентов среди зажиточных людей, в том числе и в рядах дворянства шпаги и мантии: так, к их услугам прибегают графиня де Суассон, принцесса де Тенгри, герцогини де Буйон и де Вивонн… Некоторые мечтают стать фаворитками короля. По чьему-то навету в тюрьму на недолгое время попадает маршал Люксембургский, обвиненный в сделке с дьяволом. Даже Расин заподозрен в том, что он отравил свою любовницу, актрису Дюпар.

В июле 1680 года дочь «мамаши Вуазен» признается, что ей было поручено передать королю в Сен-Жермене прошение, прописанное жесточайшим ядом. При помощи двух сообщниц она должна была уничтожить и юную любовницу короля, мадемуазель де Фонтанж. Обвинительница дает понять, что в обоих случаях в дело была замешана госпожа де Монтеспан, но «мамаша Вуазен», казненная в феврале, разумеется, не может это подтвердить или опровергнуть. Со своей стороны, аббат Гибур сознается в том, что он вел черные мессы в присутствии женщины в вуали, которая, как ему сказали, была госпожой де Монтеспан. Подобные обвинения судьи слышат и от других ведьм и колдунов, однако их показания требуют подтверждения.

Последствия дела

Сегодня большинство историков уверены в том, что госпожа де Монтеспан доставала возбуждающие средства (чтобы давать их королю без его ведома), однако другие обвинения не вызывают у них доверия. То, что она принимала участие в черных мессах, точно не установлено. Двойная попытка отравления короля и мадемуазель де Фонтанж была делом рук ее камеристки, мадемуазель Дезейе, жертвы одной из многочисленных интрижек короля. Людовик XIV, ошеломленный разоблачениями «Огненной палаты», остерегается произвести арест или даже заслушать дело о «гордячке Мортемар», предпочитая сомнение истине. Тем не менее король не бездействует: королевским указом о заточении без суда и следствия он помещает в отдаленные крепости тех, кто осмелился произнести подобные обвинения в адрес матери его узаконенных детей. Там они будут пребывать до конца своей жизни.

Страх перед цареубийством

«Дело о ядах» разоблачило множество заговоров, участники которых покушались на жизнь короля. Во главе одного из них стоял Пинон дю Мартуа, советник парламента, разорившийся в результате падении Фуке: он намеревался умертвить монарха при помощи ядовитого отвара, изготовленного двумя пастухами, известными своими смертоносными зельями. На самом деле над Людовиком XIV, как и над его предком Генрихом IV, постоянно нависала угроза покушения на его жизнь. Убить короля, наместника Бога на земле, отца всех народов, краеугольный камень собора, называемого обществом, было в те времена самым гнусным преступлением. Оно неотвязно преследовало правителей, вызывая у них страх, оправдывая их беспощадные действия. При малейшем подозрительном жесте или сомнительной реплике королевская полиция бросала подозреваемого в подземные застенки. Вскоре под замком оказались и мифоманы с сумасшедшими, в силу того что они произносили угрозы или даже разоблачали воображаемые заговоры. Этот страх перед тем, что касается преступления, связанного с оскорблением величества, в большей степени объясняет атмосферу тайны, которой была окружена полиция, тогда как она, в свою очередь, объясняет причины столь страстной критики, направленной против произвола, начавшегося в XVIIf веке.

Эдикт Фонтенбло от 17 октября 1685 года, отменяющий Нантский эдикт и запрещающий публичное отправление протестантской религии (названной «религией, именующей себя реформированной», или R.P.R., согласно выражению того времени), вне всякого сомнения, был наиглавнейшей ошибкой Людовика XIV. Каким образом и в каких условиях было принято подобное решение?

Религиозный дуализм

Современному обществу, избравшему принцип свободы убеждений и вероисповедания, входящий в основные права и законы, трудно представить — а еще сложнее понять — тот энтузиазм, с каким французское общество (не только католическое духовенство, но и общая масса французов) встретило этот эдикт. Люди Великого века, действительно, не стремятся поддерживать идею религиозной толерантности. В народном сознании, отмеченном печатью религиозных войн, подобная идея ассоциируется с фактором социального разрушения. Нантский эдикт, принятый во Франции, придал ей исключительное во всей Европе положение, сделав ее единственным государством, узаконившим религиозный дуализм. Конечно, религиозная свобода во французском королевстве сильно ограничена: общество позволяет исповедовать идеи Кальвина или Лютера, но отказывает в праве свободного вероисповедания другим религиям. Так, с присутствием еврейских общин, объекта явного остракизма, мирятся лишь в некоторых городах (Мец, Марсель, Бордо…). С другой стороны, к религиозной ситуации, сложившейся в других европейских странах, в полной мере подходит знаменитая поговорка «Cujus regio, ejus religio» («Чья власть, того и вера»). Религиозные меньшинства изгоняются из общества или преследуются. В Соединенных Провинциях католики становятся мишенью многочисленных дискриминационных действий; в Англии в конце 1678 года под предлогом «папистского заговора» на католиков обрушивается волна гонений и преследований. Очевидно, что в подобных условиях большая часть французского общества считает эдикт Генриха IV компромиссом, от которого пришло время отказаться…