Если два химических вещества, соединяясь друг с другом, образуют химическую смесь, то вес ее равняется в точности сумме весов каждого из этих веществ в отдельности — не больше и не меньше. Значит, материя (вещество) не создается вновь и не исчезает. Если разложить химически на составные части, скажем, восемнадцать граммов воды, то мы получим два грамма водорода и шестнадцать граммов кислорода. Вода — жидкость, водород и кислород — газы. Но в воде и в тех газах, на которые она распадается, количество вещества всегда будет абсолютно одинаково.

Из всего этого мы видим, — пишет астроном, — что вещество неуничтожимо, хотя его форма может меняться. В последнем примере одно и то же количество вещества выступает то в виде жидкости, то в виде газа.

Точно так же нельзя ни уничтожить, ни вновь создать движение, присущее материи. Оно может только менять форму, то есть из одного вида переходить в другой. Предположим, что вы бросили камень. Пролетев некоторое время по воздуху, он упал на землю. Но исчезло ли при этом движение? Как будто бы оно прекратилось, ибо камень лежит спокойно и не движется. Но, оказывается, это совсем не так. При падении камень рассек воздух, вдавил землю, переместив ее частицы, и немного нагрел их и себя.

Теплота тоже вид движения, только скрытый: его мы не видим глазом. В нагретом веществе происходят быстрые колебания его частиц; таким образом, движение камня в воздухе перешло в движение частиц вещества камня. <…>

Таким образом, материя и ее движение не создаются из ничего и не умирают. Они по своему существу вечны и только меняют форму… <…>

Мы знаем, что материя вечна. Значит, и мир существовал всегда…

Наукой установлено также, что во всем мире законы природы едины. Одним из таких законов является закон всемирного тяготения… Согласно этому закону все тела притягиваются друг к другу… Но этот закон справедлив не только на Земле… Силой, заставляющей Луну обращаться вокруг Земли, а Землю и другие планеты — около Солнца, является все та же сила всемирного тяготения. Вся стройная система мироздания подчиняется закону тяготения. Если бы Солнце не притягивало Землю, то Земля не обращалась бы около него, а продолжала бы свой путь по прямой линии и быстро унеслась бы от него в мировое пространство…

Подобно тому, как Вселенная, по данным науки, оказывается бесконечной в пространстве, она бесконечна и во времени, то есть вечна. У Вселенной никогда не было начала и никогда не будет конца, она всегда существовала, — пишет Воронцов-Вельяминов, — и всегда будет существовать».

Как же в действительности осуществляется вечность?

Если история движется по спирали, тогда есть начало и конец, но нет вечности. Вечность реализуется путем непрерывной смены идентичных Циклов Мировой истории, когда каждое событие предыдущего Цикла идентично повторяется в последующем Цикле.

Если все вечно, тогда какие факты и доказательства, подтверждающие теорию эволюции, может представить современная наука?

Дарвин совершенно справедливо отмечал, что если его теория верна, то должно существовать огромное число промежуточных форм, запечатленных в окаменелостях. Например, если конечность рептилии (пресмыкающегося) изменилась и стала крылом птицы, тогда мы должны находить серии окаменелостей, иллюстрирующих стадии этого процесса: полуконечность — полукрыло или получешуйка — полуперо. Дарвин прекрасно понимал, что отсутствие таких переходных форм — это самое очевидное и серьезное возражение против его теории.

Геофизик и геолог доктор Дэвид Киттс из Оклахомского университета (США) констатирует: «Несмотря на радужные обещания, которые палеонтология дает желающим «увидеть» эволюцию, она представила несколько неприятных затруднений для эволюционистов, самое общеизвестное из которых — наличие «пробелов» в летописи ископаемых. Эволюция требует наличия промежуточных форм между таксонами, а палеонтология не дает их» (Paleontology and evolutionary theory // Evolution, 1974, vol. 28, September).

Доктор Колин Паттерсон — главный палеонтолог Британского музея естественной истории, эволюционист и специалист по окаменелостям написал серьезную книгу об эволюции. Однако, отвечая на вопрос о том, почему он не привел в своей книге рисунков переходных форм, писал: «Я совершенно согласен с вашим замечанием по поводу отсутствия в моей книге иллюстраций эволюционных промежуточных форм. Если бы я знал хоть одну из них (живую или окаменевшую), то непременно включил бы ее в книгу…

Как палеонтолога, меня заботит философская проблема определения предшествующих форм в окаменелостях. Вы просите меня хотя бы «показать фотографию ископаемого, от которого произошли все виды организмов». Скажу вам откровенно: нет ни одной окаменелости, о которой это можно было бы сказать с уверенностью».

«Итак, мы теперь живем примерно 120 лет спустя после Дарвина, и знания об ископаемых данных значительно расширились.

У нас теперь имеется четверть миллиона ископаемых видов, но… как ни нелепо, у нас даже меньше примеров эволюционного изменения, чем их было во времена Дарвина», — пишет профессор геологии Чикагского музея естественной истории Давид Рауп в работе «Conflicts between Darwin and paleontology» (Field museum of natural history, 1979, vol. 50 (1), January).