Шрифт:
В 1926 г. Перец Маркиш вернулся на родину. Он окунается в творческую деятельность, без устали пишет стихи и поэмы — лирические и эпические, сочиняет прозаические произведения, выступает как драматург и литературный критик. Большинство его произведений окрашено оптимизмом и радужными надеждами. Задушевно звучат его лирические стихи. Но в то же время в ряде стихов поэт говорит, что среда в СССР оказалась совсем не та, о которой мечтал. Уже в 1929 г. в поэме «Белые ночи» звучат такие тревожные ноты:
Здесь, в солнечной этой блаженной стране, Упасть — так упасть. Так мерещится мне. День на дворе. И солнце, и свет. А мой день ушел. Моего дня нет. (Перевод А. Ахматовой и Д. Маркиша)В 30-е гг. поэт, наряду с многочисленными лирическими шедеврами, очевидно, желая убедить власти в своей лояльности, создает стихотворения, посвященные сталинской конституции, Красной армии, комсомолу. Стихи эти, написанные риторически, в духе времени, — сухие, декларативные, мало выразительные. В качестве примера приведу две строфы из «Октябрьских стихов» (1930 г.):
Путь — в гору! Ввысь! Прямее переходы! День ото дня увереннее шаг! Мы с лампами на лбах раскалываем годы, Как антрацит в седых глубинах шахт!.. Мы — молодость страны, мы — в силе и расцвете И чувствуем себя день ото дня бодрей, И, стоя на горе в развернутой заре, Встречаем первое октябрьское столетье!Как эти стихи отличаются от образных, искренних стихотворений 1918–1919 гг., воспевающих революцию и полных ожиданий светлого будущего!
Одновременно, в эти же 30-е гг., Маркиш пишет «в стол» свою знаменитую поэму «Сорокалетний». По свидетельству младшего сына Маркиша — Давида, за несколько дней до своего ареста, 27 января 1949 г., поэт показал жене пожелтевшие от времени листочки и сказал ей: «Эту поэму я начал писать за границей (в эмиграции), ни одной строчки из нее не напечатано. Что бы ни случилось, ее нужно сохранить. Это главное, что я в своей жизни сделал». Любопытно, как была спасена рукопись поэмы. События разворачивались, как в остросюжетном детективном фильме. В роковой вечер 27 января 1949 г. Маркиш упаковал в дорожный портфель вместе с несколькими другими произведениями поэму «Сорокалетний» и передал портфель сестре тещи. Та немедленно вышла из квартиры. Лифт был занят, и она пошла вниз пешком. Лифт остановился на этаже Маркиша, из него вышло семь офицеров. Маркиша увели, сказав, что его вызывает министр на собеседование. Часа через три пришли четверо офицеров и предъявили ордер на арест и обыск.
Вернемся к поэме. В ней Маркиш метафорически, но довольно прозрачно рисует печальную картину советской действительности:
В долине людей возбужденных не счесть, Там блещет, как чистое золото, жесть, Паяцы в толпе возбужденной снуют И жесть золотыми зубами жуют.Комментируя эти строки, Давид Маркиш, переведший поэму на русский язык, пишет, «Долина — советская Россия, обманутая и изнасилованная. Паяцы — большевистские комиссары, гроссмейстеры обмана».
В своей поэме Маркиш признает, что и на нем лежит вина за то, что происходит в «гиблой долине», за то, что не воспрепятствовал установлению строя, основанного на лжи и насилии:
К тебе я приду через силу, с трудом, Нагруженный, отягощенный стыдом, Тебя я не встречу и кладь не сниму, И там, у вершины, позор свой сниму.Печатать такие стихи в 30-е гг. было, конечно, невозможно. Маркишу удается в 1940 г. опубликовать поэму, в которой разоблачается звериное лицо германского фашизма, с которым советские власти заключили в сентябре 1939 г. договор о дружбе… Речь идет о поэме «Танцовщица из гетто». В ней дано блестящее художественное и философское обобщение звериной сути фашизма:
Идет с секирой истукан, Несет порядки новые народам. Он приволок покойника. Он пьян. Он как горилла. Он ариец родом.Маркиш верит, что фашизм с его нечеловеческой идеологией и практикой будет уничтожен. Прекрасно звучат оптимистические строфы поэмы:
Когда-то здесь под грозный гул стихий Над пляшущей толпой загрохотало Торжественное слово «Не убий!». Оно теперь безмолвным страхом стало. Но не смолкает правды гневный гром, И мысль не уступает тьме и страху… Не тот погиб, кто пал под топором, А тот, кто опустил топор на плаху! Да будет всем известно наперед, Что тьме и страху мысль не уступает… Герой не тот, кто кандалы кует, А тот, кто кандалы свои ломает!Перехожу к самой трагической странице биографии Переца Маркиша.
Широко известно, что сразу после войны все явственнее давал себя чувствовать государственный антисемитизм. Евреев часто и открыто изображают и принимают как чужеродных в этой стране. Конечно, не мог этого не видеть и не чувствовать Перец Маркиш. Это чувство обособленности евреев от господствующего окружения с необычайной выразительностью проявилось в коротком тосте, который Маркиш произнес в своем доме, за своим столом, в первые послевоенные дни. «У нас собрались писатели (на этот раз не еврейские), актеры и с десяток боевых, прославленных генералов: жена одного из них была хорошим другом нашей семьи, — вспоминает Симон Маркиш. — После славной выпивки в честь победы и победителей Маркиш поднялся и сказал: “Я хочу выпить за гостеприимство, которое русский народ проявил и проявляет моему еврейскому народу” — “Да что вы, Перец Давидович! — возразил один из генералов. — Какое там гостеприимство! Вы — у себя дома!.” Но Маркиш упрямо повторил: “За ваше гостеприимство!”».