— Рада, что ты одобряешь мой поступок, главный воевода. Но я решила проявить предусмотрительность не только в этом. В случае малейшего неуспеха нашего войска воспрянут духом не только внешние враги Руси, но и внутренние. Как знать, что предпримут древляне, извечные недруги полян и Киева? Дабы отбить у них охоту к смуте, надобно отправить к древлянам нашу ладейную дружину, которая заодно будет преградой и для варягов, вздумай они нагрянуть на Киев с верховий Днепра. Ты сам возглавишь ладейную дружину или, как главный воевода, останешься при мне в Киеве?

При последних словах Ольга резко вскинула глаза от веточки, которую в течение разговора продолжала держать у лица, и внимательно посмотрела в глаза Свенельда. Ни удивления, ни смятения, будто он услышал именно то, что и предполагал. А может, воевода, так оно и есть? Ведь не напрасно покойный князь Олег выделил тебя из всех прибывших с ним в Киев варяжских ярлов, сделав со временем одним из ближайших сподвижников? И насколько наивна и самонадеянна она, Ольга, вздумавшая тягаться в хитрости с тобой, пребывавшим столько лет в киевском великокняжеском тереме, а до этого служившим и у князя Рюрика, и у императоров Нового Рима! Отвечай, Свенельд, и она узнает, с кем ей предстоит иметь дело в отсутствие Игоря!

— Великая княгиня, говоря о твоей предусмотрительности, я имел в виду и отправку ладейной дружины в землю древлян, — спокойно прозвучал голос Свенельда. — Помимо того что она не позволит им выступить против Киева и укротит пришлых варягов, вздумай они поживиться на Руси, прокорм четырем тысячам воинам-ладейщикам в этом случае будет вынужден обеспечить князь Мал, а не град Киев и не ты, великая княгиня. С ладейной дружиной следует отправиться и мне. ибо на Уже и верховьях Днепра от меня, главного воеводы, проку будет больше, нежели в Киеве.

Ольга не верила своим ушам — Свенельд не только не возражал ей, он заранее был готов к отправке викингов из Киева! Конечно, Ольга не сомневалась, что Свенельд лично возглавит плавание к древлянам. Среди воинов-ладейщиков, помимо викингов, были и русичи. Чтобы немедля пресечь их сопротивление его возможной попытке захватить власть на Руси, Свенельду надобно было находиться непосредственно в дружине. Но чтобы он так спокойно отнесся к выдворению из Киева и даже ставил ей в заслугу сию предусмотрительность, Ольга никак не ожидала. Здесь что-то было не так, в своих рассуждениях она чего-то явно не учла, но чего? Того, что Свенельд постарается расположиться к Киеву как можно ближе, чтобы в нужный момент оказаться в нем быстрее дружины Ратибора? Вряд ли, ведь если подобное развитие событий предусмотрела она, не мог этого не сделать и Свенельд. Но тогда какой хитроумный план сидит в его голове, почему он нисколько не обеспокоен отплытием из Киева?

— Мыслю, что конникам и ладейщикам следует выступить в поход одновременно. Пусть стольный град проводит своих защитников в один и тот же день, не делая между ними различий. А напутственное слово обеим дружинам молвишь ты, главный воевода.

— Благодарствую за честь, великая княгиня, — склонил голову в поклоне Свенельд. — Догадываясь о твоем плане, я еще третьего дня велел тысяцким и сотникам подготовить ладьи к походу. Так что плавание к древлянам вполне можно начать в один день с выступлением в степь дружины воеводы Ратибора.

Ольга не отрывала взгляда от Свенельда: может, хоть чем-то выдаст свои тайные мысли? Напрасные надежды: лицо главного воеводы невозмутимо, глаза, как всегда, холодны, тонкие губы словно застыли под густыми вислыми усами. «Черный ворон», — вспомнила вдруг Ольга прозвище, полученное Свенельдом от жителей Червонной Руси во время похода князя Олега в карпатские предгорья. Это прозвище воевода получил не только за свой внешний облик, ибо длинный, с горбинкой нос, черные как смоль волосы, постоянно приподнятые плечи и чуть склоненная вперед голова действительно делали Свенельда схожим с упомянутой птицей. Гораздо больше роднили воеводу с этим пернатым хищником сила и жадность, стремление любой ценой завладеть приглянувшейся добычей, а также неимоверная хитрость, присущая именно сей птице, любившей жить подле человека и многое перенявшей от него. Увы, не ей, Ольге, ловить Свенельда на неосторожном слове, не ей пытаться понять его истинное отношение к собеседнику по непроизвольному, порой трудно уловимому изменению выражения лица.

— Пусть так и будет. Я велела воеводе Ратибору не брать в степь две сотни конников, столько же дружинников-ладей-щиков надлежит оставить в городе и тебе. Они нужны не для защиты Киева, а чтобы в нужный момент связаться с тобой либо с Ратибором.

— Я уже распорядился об этом, великая княгиня. В стольном граде остаются пять ладей с надлежащим числом воинов старшим над ними мной назначен сотник Вальдс. Вальдс, подойди к нам! — громко обратился Свенельд к группе сопровождавших его и Ольгу великокняжеских гридней и викингов.

От нее отделился высокий широкоплечий воин, единственный из всей группы без щита и копья, быстрым шагом направился к великой княгине и Свенельду. Ольга залюбовалась им: большие голубые глаза, русые, с золотистым отли вом волосы, гладкое, без единой морщинки лицо, пшенично го цвета усы с подкрученными кверху кончиками, нежная ко жа, даже под знойным киевским солнцем не принявшая ко ричневатого оттенка, как у русичей-полян, а всего лишь, как у потомственных жителей Севера, слегка тронутая загаром Вальдс был в кольчуге, низко надвинутом на лоб шлеме с на глухо застегнутой на горле кольчужной сеткой. Его взгляд лишь мельком скользнул по великой княгине и тут же остановился на воеводе, однако Ольга сразу восприняла сотника викингов не как воина, а как мужчину. Она и прежде несколько раз видела Вальдса с его младшим братом Олегом к со Свенельдом и многое слышала о нем от боярских и воеводских дочерей, с которыми коротала время в разговора или на прогулках в саду, но встретилась с Вальдсом впервые.