Возвращаясь как-то вечером домой, Изабель стала невольной свидетельницей сцены редкой жестокости. Несколько молодчиков с отвратительными рожами вцепились в герцога де Брака, которого герцог де Бофор – кумир парижан, прозванный ими Королем Чрева Парижа, главного городского рынка, – недавно вызвал на дуэль. Несчастного собирались утопить в Сене и утопили бы, если бы молодая женщина, остановив свою карету, не произнесла пламенную речь. Она напомнила этим разбойникам, что у парижан теперь есть король, который вряд ли позволит своему доброму народу творить подобные зверства. Она напомнила им, что, будучи христианами, они должны быть милосердными, и закончила признанием в любви к своему народу, который «должен быть верным своему величию и своим добродетелям, за которые его чтит весь мир!».

Красота Изабель произвела впечатление – ее слушали с открытыми ртами. К тому же, по счастью, неподалеку проезжал де Бофор, в один миг он оказался рядом с ней.

– Исполните желание госпожи герцогини де Шатильон, – громко провозгласил он, – каждое ее слово – золото, и давайте ответим ей любовью на ее любовь к вам, за которую я ее благодарю. – Де Бофор галантно поцеловал Изабель руку. – Я не сказал бы лучше, чем сказала она. А честь обязывает меня сводить свои счеты самому, так что посадите господина де Брака обратно в его карету, и поприветствуем самую прекрасную из герцогинь!

– Вы рискуете нажить себе множество врагов, господин герцог, – предупредила его Изабель. Ее голос заглушали несущиеся со всех сторон приветственные крики.

Он широко улыбнулся, показав белоснежные зубы. Нечего и говорить, де Бофор был великолепен и жестокосердых на своем пути еще не встречал.

– У меня их предостаточно, – засмеялся он, – немногим больше – немногим меньше, не будем считать! Куда вы направляетесь?

– В Пале-Рояль. Меня ждет там госпожа де Бриенн, чтобы сопроводить к королеве.

– Не забудьте сказать Ее Величеству, что я склоняюсь к ее ногам, – произнес де Бофор, сразу став серьезным. – Я ненавижу Мазарини, но чту Ее Величество не меньше моего короля.

В тот вечер появился де Немур. Было около десяти часов, когда у дверей особняка Валансэ зазвонил колокольчик. Изабель, под впечатлением своих дневных подвигов, вечером не выезжала. Она любила порой остаться дома, и сейчас возле нее не было никого, кроме Агаты, которая помогала ей готовиться ко сну. Камеристка расчесывала длинные шелковистые волосы Изабель, когда лакей доложил о неожиданном посетителе. Агата уже приготовилась сказать, что госпожа герцогиня никого не принимает в столь поздний час, но Изабель, услышав имя приехавшего, порозовела от радости и остановила ее.

– Идите, Агата, и позовите его ко мне! Как раз его-то я и хотела видеть! А потом позаботьтесь, чтобы нам принесли что-нибудь перекусить. И непременно достали луарское вино! Герцог его очень любит. А потом оставьте нас.

Тон герцогини был решительный, и Агата не могла не улыбнуться. Она спустилась вниз, провела гостя в покои госпожи и прежде, чем закрыть за ним дверь, присела в реверансе. А когда закрыла, прижалась ухом к двери, чтобы услышать хотя бы первые слова, какими обменяются гость и хозяйка. Но ей не удалось ничего услышать, и она на цыпочках удалилась.

А слышать и в самом деле было нечего. Стоя друг напротив друга, Изабель и Немур смотрели друг другу в глаза. Слова были не нужны – страсть во взгляде Немура была так пылка и неподдельна. Изабель раскрыла объятия и позволила себя унести.

Они долго любили друг друга, испуская лишь стоны, вздохи и порой вскрики, которые любовник заглушал на ее губах поцелуями. И хотя последняя встреча была не так уж и далека, им казалось, что прошла вечность и что им никогда не насытить голод, который был сродни щемящей боли, с каким они жаждали друг друга. Казалось, они немного успокоились, но каждый поцелуй или легкое прикосновение вновь пробуждали в них желание. Уже часы пробили двенадцать раз, и прошло еще какое-то время, когда они, наконец, обессиленные, раскинулись на кровати. Не утруждая себя одеждой, Изабель принесла в спальню поднос с едой, который Агата оставила в кабинете, и поставила его на кровать.

– Вы, должно быть, умираете от голода и жажды, – сказала она, наполняя бокал золотистым вином с легкими пузырьками.

Немур залпом опустошил бокал.

– Вы, и только вы, возбуждаете во мне голод и жажду, и я забываю обо всем ином, что дает нам силы!

– Но сейчас вы, я думаю, насытились.

– Трудно сказать. Вы же знаете, стоит мне только посмотреть на вас, и все мое существо взывает к вам! Но я вынужден вас покинуть.

– На эту ночь, безусловно. Вы должны вернуться домой, а завтра…

– Завтра большое празднество у Месье.

– Да, я знаю. Я тоже приглашена и очень рада, что вы там будете, но потом…

– Потом я уезжаю! На самом деле бал дается в мою честь, и между танцами я должен получить важные письма.

– Важные письма? Для кого же?

– Ангел мой, – сказал Немур с улыбкой, – похоже, что вас, как всех женщин на свете, мало трогают безумства, царящие на земле! Письма, конечно же, для господина принца! Вообще-то, я в Париже только проездом и направляюсь прямо к нему. Что с вами, дорогая?