— Для жизни одного человека, только его жизни, — никакого, — сухо ответил Стольников. — А для всего человечества, для будущих поколений…

— Тоже никакого, — решительно черкнул перед собой ладонью Юрий Сергеевич. — Марс — планета, где жизнь уже исчезла, переселиться на нее и жить там люди Земли не могут.

— Не горячитесь, молодой человек, — в голосе профессора чувствовалось раздражение, но, как видно, инженер, не обращал на это внимания. — То-то и важно, что Марс много старше Земли. Изучая закономерности жизни на Марсе, мы можем предопределить, что будет с Землей через многие тысячи, десятки тысяч лет, а это очень важно для человечества.

— Вряд ли это стоит тех средств, что тратятся на изучение довольно отдаленного предмета. Да что говорить о Марсе! Ведь ученые, занимаясь, так сказать, земными проблемами, порой увлекаются совершеннейшими пустяками. Вот пример, — продолжал Купавин и показал в сторону Куван-Дарьи. — Я приехал сюда с целью пустить воду в пустыню. Пусть здесь растет хорошая трава, пусть размножаются стада. Вы знаете, какая конкретная польза от этого. А я, извините, уважаемый Николай Викентьевич, еще точно не знаю, какая польза будет людям от того, что вы раскопаете какой-то курган, найдете кости и черепки когда то обожженной посуды.

Тут на Юрия Сергеевича, не выдержав, накинулись сразу все сотрудники профессора, да так яростно, что, казалось, дело вот-вот дойдет до личных оскорблений. Стольников, откинувшись и опираясь руками о землю, громко расхохотался. Дина, тоже смеясь, кричала: «Милиция!» Но Юрий Сергеевич не сдавался, не отступал, — он отбивался и нападал.

Странным казался этот громкий спор среди пустыни ночью и неизвестно, чем бы он кончился, если бы к костру не подошел молчаливый Жакуп с кольцом волосяной веревки в руках. Он распустил ее и молча, как делал все, стал укладывать ее вокруг профессорской палатки, следя, чтобы аркан плотно прилегал к земле. Спор был забыт, все с удивлением и интересом наблюдали за действиями старика.

— Что он делает? — не выдержал Купавин.

— Он, кажется, измеряет окружность палатки, — высказала предположение Лина.

Профессор сказал:

— Здесь водятся змеи.

Старик ушел. Возник разговор о змеях. Все боязливо посматривали по сторонам.

— Почему змеи не могут переползти тонкую волосяную веревку? — задал вопрос Юрий Сергеевич. — Как объяснит это явление ученый мир?

Ученый мир молчал. Григорий Петрович сказал:

— Я, кажется, буду спать в кабине автомашины.

Другие сотрудники пожалели, что у них нет волосяного аркана.

Лина сказала, посмотрев в темноту ночи:

— У Майн-Рида я читала, что охотники, ложась спать, тоже окружают себя волосяной веревкой. Интересно…

— Никто не объяснил этого явления! — воскликнул Юрий Сергеевич. — А простые люди дошли практикой… Вот вам и наука.

Но вступать в спор с ним никто не хотел. Стольников, пожелав всем спокойной ночи, ушел в палатку, за ним — Лина. Григорий Петрович, сладко зевнув, махнул рукой и пошел к своей палатке. Юрий Сергеевич забрался в «газик». Но уснуть он не мог, потому что лежать можно было только поджав к подбородку колени. Он вышел и долго бродил по лагерю. Увидел спящего Жакупа. Старик, засыпав костер сухим песком, который хорошо прогревался от горячей золы, лежал, как на печке, и сладко похрапывал. Ощупав теплый песок, Купавин прилег рядом и сразу уснул.

Кругом было тихо, в палатке безопасно, под одеялом тепло, но несмотря на позднее время сон не шел к Лине. Впервые в жизни она ночевала не дома, спала не в кровати, а прямо на земле, прикрытой рыжим войлоком. Впервые в жизни она попала в пустыню, оказалась среди многих незнакомых людей. Ей пока нравилось все — и тряская езда в машине, и жаркое солнце, и пыль, и чаи на свежем воздухе; не понравился только спор, очень ожесточенный, бесполезный, ненужный. Она заметила, что и отцу этот спор не нравился.

— Папа, ты спишь? — тихо окликнула она отца.

— Нет еще…

— Ты думаешь, что Юрий Сергеевич не прав?

— Он сам точно не знает, в чем он прав. Под конец я заметил, что ему просто нравится спорить с нами, и все. И не стоило так кричать всем нам и зря сотрясать спокойный воздух пустыни.

— Здесь мне очень нравится.

— Пока мы еще не в пустыне, а на краю ее. Завтра доберемся до места. Меня беспокоит — найдем ли там воду?

— Вы будете копать колодец?

— Разумеется.

— А если не будет воды?

— Должна быть. Пока не найдем, придется возить воду из Сыр-Дарьи.

— Это далеко?

— Километров тридцать-сорок. Используем для этого верблюдов.

— Папа, разреши мне завтра ехать на верблюде?

— Пожалуйста. Только пожалеешь потом. На машинах мы через два часа будем на месте, а тебе придется ехать под зноем, на ветру, в пыли целый день. Но я не возражаю. Привыкай ко всему. Только не вздумай ехать в этой безрукавке — сгоришь.