В начале лета в Спарту прибыли афинские послы, сообщившие эфорам о том, что персидское войско покинуло Фессалию и через Фермопильский проход вступило в Фокиду.

– Ныне персы стоят лагерем близ города Элатея, через два дня варвары будут в Фивах, – сказал Клиний, глава афинского посольства. – От Фив до Аттики всего день пути. Мои сограждане хотят знать, намерены ли спартанцы оказать нам помощь против полчищ Мардония. Афинянам одним против персов не выстоять. Согласно договору о взаимопомощи, властям Лакедемона давно пора отправить войско на выручку Афин.

Прямота и требовательность афинских послов смутили эфоров, которым пришлось оправдывать свое бездействие тем, что Аргос, извечный враг Спарты, заключил соглашение с Ксерксом и Мардонием. Стоит спартанскому войску уйти из Лаконики, аргосцы немедленно опустошат земли лакедемонян.

– В прошлом году варвары уже вторгались в Аттику, тогда афиняне и их семьи избежали печальной участи, сев на корабли и отплыв к берегам Пелопоннеса и на остров Саламин, – сказал Эфхенор. – Полагаю, и ныне афинянам надлежит поступить таким же образом. Наши союзники, эгинцы и пелопоннесцы, охотно приютят у себя семьи афинян. У Мардония нет флота, поэтому персы не смогут добраться ни до Эгины, ни до Саламина. Пройти на земли Пелопоннеса по суше варвары тоже не смогут, ибо их остановит стена, возведенная на Истме.

Афинские послы стали возмущаться тем, что спартанцы не держат данное слово. Пообещав в прошлом году свою помощь Афинам, ныне власти Лакедемона готовы предать афинян и их союзников, уповая на истмийскую стену и совершенно не заботясь о землях эллинов, которым грозит персидское вторжение.

– Ваша логика мне понятна, уважаемые, – молвил Клиний эфорам, избегавшим смотреть ему в глаза. – Флот Ксеркса разбит, поэтому надобность в афинских кораблях отпала. Зачем спартанцам сражаться с персами за земли афинян и мегарцев, нести потери, если можно спокойно отсидеться за стеной на Истме.

Клиний, как и многие афинские навархи, был в добрых отношениях с Еврибиадом, под началом которого ему довелось сражаться с персидским флотом сначала в Эвбейском проливе, затем у острова Саламин. Клиний обратился за поддержкой к Еврибиаду, зная его смелый нрав и стремление воевать с варварами до полной победы.

Идя навстречу просьбе Клиния, Еврибиад встретился с Эфхенором на другой же день после приема эфорами афинских послов.

День клонился к закату.

Эфхенор и Еврибиад прогуливались по кипарисовой аллее, протянувшейся от здания герусии до площади Хоров, где обычно происходят музыкальные и танцевальные состязания юношей и девушек, а также ставятся трагедии.

– Уж коль спартанцы вытребовали себе начальство над общеэллинским войском и флотом, то нам совсем не пристало бросать афинян в беде после всего того, что ими было сделано в войне с Ксерксом ради свободы Эллады, – молвил Еврибиад, пытаясь убедить Эфхенора не отказывать в помощи Афинам. – Флот пелопоннесцев не смог бы одолеть варваров на море без помощи афинских кораблей…

– Это я уже слышал, и не раз! – перебил своего собеседника Эфхенор. – И про данное афинянам обещание тоже наслышан! В этой связи хочу тебе заметить, Еврибиад, не я давал слово афинянам помогать им по первому их зову. В этом клялся афинянам Гиперох, который был эфором-эпонимом в прошлом году.

– Но ведь Гиперох приносил клятву от лица всех лакедемонян, – вставил Еврибиад. – На основе этой клятвы и был создан Синедрион.

– Синедрион был создан для войны с Ксерксом, – непреклонным голосом продолжил Эфхенор. – Спартанцы же не уклонились от этой войны. Царь Леонид до последней возможности удерживал Фермопилы, а спартанские триеры сражались с флотом Ксеркса у мыса Артемисий и при Саламине. Да, спартанские послы на общеэллинском съезде в Коринфе настояли на том, чтобы общегреческое войско и флот возглавили военачальники из Лакедемона. Это было сделано не из глупого тщеславия, а для того, чтобы военными операциями руководили люди опытные в стратегии. – У Эфхенора вырвался раздраженный жест. – Воевать с персами это не языком чесать! Афиняне призывают нас и наших союзников немедленно выступить к ним на помощь, хотя им ведомо, что войско Мардония благодаря многочисленности и коннице имеет все преимущества в открытом поле над общегреческим воинством.

– Но… – вновь попытался возразить Еврибиад.

Однако Эфхенор не дал ему договорить.

– Если рассуждать здраво, то у лакедемонян нет права вести своих союзников в сражение с Мардонием без уверенности в успехе. Что подумают о нас наши союзники, если увидят, что мы поступаем глупо в тактическом плане, поддавшись призывам афинян. – Эфхенор изобразил недоумение на своем лице. – Ты же неплохой военачальник, Еврибиад, и неглупый человек. Неужели ты до сих пор не осознал, что в данных условиях против Мардония более успешной будет не наступательная, а оборонительная тактика.

– Согласен с тобой, Эфхенор, – кивнул Еврибиад. – Только держать оборону от варваров нам и нашим союзникам более пристало в Фермопилах, а не на Истме. О чем я говорил тебе еще зимой. Оборонительная позиция в Фермопилах гораздо выгоднее, чем на Истме. К тому же, находясь в Фермопилах, спартанцы защищали бы всю Элладу, а не только свои владения, укрытые за истмийской стеной. Ты же обещал отправить меня в Синедрион представителем от Спарты, но так и не сдержал обещание. Почему?

– Ты тоже весьма непостоянен в своих поступках, друг мой, – ответил Эфхенор, выдержав прямой холодный взгляд Еврибиада. – Сначала ты расторгаешь помолвку своей дочери с Аристодемом, лишенным гражданских прав за трусость. Затем ни с того ни с сего ты снова обручаешь свою дочь с Аристодемом, хотя обвинение в трусости по-прежнему довлеет над ним. Как это понимать?