Шрифт:
– Нет, я могу, конечно, спрятать вас у себя так, что не найдут, даже если искать будут. Но Ветра мне не спрятать. Заводите его на станок…
Станок представлял собой просто деревянную площадку с четырьмя столбиками по углам. К этим столбикам обычно привязывались ноги животного, с которым ветеринар работал.
– Енали… – громко позвал Бекберди Зулкарнаевич.
Его сын вышел из дома, вежливо и с уважением поздоровался со своим бывшим директором школы и остановился напротив морды коня.
– Ветер… Ветер… – погладил он коня по загривку.
Ветер раздул широкие ноздри, втягивая воздух и, видимо, узнавая Енали по запаху. Роберт Ильханович вспомнил, что Енали был среди тех мальчишек, которым он разрешал в школе ухаживать за своим конем. И Ветер помнил этот запах, помнил, наверное, и прикосновение этих рук. Роберт Ильханович читал когда-то, что нюх у лошади в два раза сильнее собачьего, и она могла бы лучше любой ищейки ходить по следу, если бы была ростом с собаку. И память по-собачьи надежная может узнать человека даже через много лет. Ветер узнал Енали, это было очевидно.
– Енали, фиксируй Ветра… – приказал отец своему молодому помощнику.
Мальчик легко справился с работой. Ветер доверял его рукам.
А в руках ветеринара появился длинный и тонкий металлический штырь.
– Сейчас рану прозондируем… – прокомментировал Бекберди Зулкарнаевич свои действия и ввел зонд в рану.
Ветер заволновался. Ему было больно, и Роберту Ильхановичу пришлось подойти к животному и обнять его, чтобы успокоить.
– Пуля неглубоко, – сказал ветеринар, – сидит в бедре. Будем доставать. Под местным, конечно, наркозом…
Операция длилась около часа. И все это время Роберт Ильханович не отходил от своего коня, придерживая его за умную морду, смотрел ему в глаза и разговаривал с Ветром. Разговор всегда успокаивал коня. Но все же, несмотря на местный наркоз, Ветер, видимо, чувствовал боль, которая отражалась в его умных глазах, и Роберту Ильхановичу самому становилось больно. Когда Бекберди Зулкарнаевич наложил последний шов и снял тонкие медицинские перчатки, Ветер, не видя, но почувствовав, что ветеринар отошел от него, сразу успокоился и даже не пытался перебирать привязанными ногами.
– Ему еще будет больно, когда наркоз отойдет, – пояснил Бекберди Зулкарнаевич. – Потом свыкнется. Он мужественный конь, хорошо себя во время операции вел. Я бы дал ему отстояться пару часов. Вы не очень торопитесь?
– Вообще-то я тороплюсь, но ради коня готов на пару часов задержаться, – согласился Роберт Ильханович.
– Вот и хорошо. Тогда пообедаем…
В доме стоял удушливый запах каких-то едких паров. Что это за едкие пары, стало известно, когда Роберт Ильханович, следуя приглашению, прошел в кухню. Там на газовой плите стояло известное приспособление, называемое в народе самогонным аппаратом, и из змеевика самогон капля за каплей стекал в бутылку. Несколько таких же бутылок, уже заполненных мутной жидкостью, стояли рядом.
– Вот так мы с сыном и живем, – сказал ветеринар.
– А хозяйка ваша где?
– Мама умерла семь месяцев назад, – ответил Енали.
– Мама умерла… – обреченно повторил за сыном Бекберди Зулкарнаевич. – Рак печени… У меня тоже, кстати, подозревают. Но я в больницу ложиться не хочу. Пока не лечат, я еще живой, как начнут лечить, сразу больным стану. А мне нельзя болеть. У меня сын еще молод и не пристроен.
– Дальше учиться он не собирается? – спросил Арсланбеков. – В школе он сообразительным слыл, способным.
– Пока не может меня одного бросить, помогает понемногу. Мне одному справиться трудно. А потом уж и не знаю, сам решит. Я бы хотел, чтобы он ветеринаром стал. Его животные любят. И он их любит. Может получиться…
Обедали по-ногайски, сидя на тахте – принадлежности каждого ногайского дома. Юный Енали постелил на середину тахты клеенку, поверх нее скатерть и прислуживал, подавал что нужно, заменяя собой хозяйку. И, как хозяйка дома в присутствии гостей, не садился, выказывая свое уважение к гостю.
Бекберди Зулкарнаевич предложил Роберту Ильхановичу попробовать свою самогонку. Тот отказался. Но сам ветеринар трижды выходил из-за стола в кухню и возвращался со свежим едким спиртным запахом и блестевшими глазами. Правда, под конец обеда глаза эти стали тускнеть, и Арсланбеков понял, что уже засиделся и мешает привычному для хозяина распорядку.
Деньги за операцию коню ветеринар брать отказался:
– Я вас уважаю. И в перечне ветеринарных случаев у меня нет такой статьи, как извлечение пули. Езжайте, только Ветра сразу не гоните, чтобы швы не разошлись. Через пять дней он будет здоров. Снять швы сумеете?