Елизавета слушала его, пораженная. Карл говорил искренне – в этом не было сомнения.

– Прошло очень мало времени со дня нашего знакомства, ваше высочество, но мне хватило этого времени, чтобы понять: вы единственная женщина, которая нужна мне. Я люблю вас, ваше высочество, и, если сейчас вы отвергнете меня, знайте: даже будучи отделен от вас расстоянием и судьбой, я всегда буду предан и верен вам и вы всегда можете рассчитывать на меня как на лучшего своего друга и защитника.

Елизавета молчала. В голову не приходило ни единой здравой мысли – честно говоря, не только здравой, а ни единой вообще.

Она с трудом приходила в себя от неожиданности и никак не могла сообразить, что бы такое ответить ему сейчас.

А он молча ждал, глядя ей прямо в глаза. Скрыться от его взгляда было некуда – и, черт побери, что же делать?

– Я не тороплю вас с ответом, сударыня. – Голос его был тихим и ровным, но глаза выдавали сдерживаемую боль. – Вы знаете теперь все о моих чувствах, и любое ваше решение я приму с благодарностью и с любовью.

Еще секунду он смотрел ей в глаза, а потом резко развернулся и вышел.

Елизавета осталась одна.

Бог знает, что с ней случилось, но с того дня она стала все чаще и чаще останавливать на нем взгляд. В любом разговоре искала случая обратиться к нему или сказать что-то так, чтобы он услышал. А он вел себя спокойно и ровно – но где бы она ни была, что бы ни делала, она все время чувствовала на себе его взгляд. Его присутствие ощущалось физически – она всегда знала, что он рядом. Его отношение было приятно и очень трогало, а потом вдруг она поймала себя на том, что думает о нем все чаще и чаще.

Потом он начал ей сниться. Потом она с изумлением поняла, что скучает по нему – все больше и больше. А потом стало совсем нехорошо. Она стала мечтать о нем, причем совершенно не по-девически (ну да это ладно, большое дело!), представляя, как его сильные крепкие руки нежно обвивают ее талию, а она склоняется к нему на грудь… Приходили грезы о тайных поцелуях, романтических побегах и погонях (тут она ругала себя за глупость, вспоминая прошлый опыт, но избавиться от фантазий не могла, как ни старалась). В его присутствии она с трудом сдерживалась, чтобы не краснеть: только усилием воли она заставляла себя обращаться к нему как ни в чем не бывало. Несколько раз он словно невзначай касался ее – то подавая упавшую перчатку, то во время танца… Она вздрагивала – и, кажется, все-таки слегка краснела, потому что его улыбка становилась чуть более нежной, чуть более дерзкой, а глаза… Нет, она даже не могла передать, она не могла даже поверить в то, что в такие мгновения говорили его глаза… Он смотрел на свою – именно на свою! – женщину, и никакая сила не могла бы заставить его вспомнить, что она – Елизавета, дочь Петрова, российская цесаревна, наследница великого престола. Для него она была – и в такие моменты это особенно чувствовалось – просто юной красавицей, манящей, любимой и желанной.

Когда пришло время его отъезда, она уже не представляла себе жизни без него. И это совершенно никуда не годилось. Радовало во всем этом только то, что она без памяти влюбилась не в кого-нибудь, а в своего нареченного жениха.

– Ваше высочество, скоро я вынужден буду уехать – неотложные дела зовут меня домой, в Голштинию. Ее величество и господин Меншиков официально объявили мне, что наш брак – дело решенное. Однако я не могу покинуть Петербург, не получив ответа от вас. Я счастлив, что вы станете моей законной супругой, но не смогу жить спокойно и принять от вас обет, не зная, не тяготит ли вас обязательство, которое вы вынуждены на себя взять.

Она подняла на него огромные глаза, темно горевшие на бледном лице.

– Вы мне очень дороги, Карл.

Его глаза полыхнули.

– Значит ли это…

– Да. – Она смотрела на него не отрываясь и чувствовала, как начинают гореть щеки. – Я люблю вас, Карл, и с радостью стану вашей женой, чтобы разделить судьбу, которая выпадет вам. Я буду счастлива уехать с вами в вашу страну, хотя мне и будет очень тяжело расстаться с матушкой и родным домом. Да что там, я готова пойти за вами на край света, если это потребуется.

Карл порывисто обнял ее. Она вздрогнула, но на темной аллее парка, кроме них, никого не было, и Елизавета, махнув рукой на приличия, прижалась к его широкой груди.

– Дорогая моя, я не смел и надеяться… Сказать, что я люблю вас – это ничего не сказать. Елизавета, вы – жизнь моя, дыхание мое…

Теплые губы мягко коснулись ее лба, скользнули по щеке вниз. Его поцелуй был нежен и длителен, и Елизавета почти потеряла сознание, растворяясь в его ласках. Она не знала, сколько прошло времени, и, когда он наконец оторвался от нее, почувствовала сожаление.

– Мне будет очень не хватать вас. Возвращайтесь же поскорее.

– Я вернусь через шесть месяцев – это долгий срок, но не бесконечный. Верьте мне, Елизавета, и ждите меня.

– Вы увезете с собой мой портрет?

– Право, я думал оставить его вам на память, но не в силах расстаться с ним.

– Для меня будет большим удовольствием, если вы возьмете его с собой. Надеюсь, глядя на него, вы будете вспоминать меня…

– Милая моя, конечно же, я буду вспоминать вас. Я вынужден уехать и еду только потому, что обстоятельства не допускают другого решения. Но душой я всегда буду с вами и никогда вас не забуду.