Макс утвердительно кивнул, и Фотис перешел на немецкий:

— Я сразу догадался, что вы немец.

— Как! — Макс был искренне удивлен. — А я горжусь тем, что правильно говорю по-гречески.

— Именно поэтому я и догадался, очень уж правильно вы говорите. Грамматика, синтаксис — все на месте. Как будто отвечаете в классе у доски.

Это замечание расстроило Макса.

— А вы тоже хорошо говорите по-немецки. Где учились?

— В Гамбурге. На архитектурном.

— А теперь — черный рынок?

— Теперь никто не занимается тем, чему учился.

— Архитекторы всегда нужны.

— На муке выручаешь больше, — возразил Фотис и в первый раз обернулся к собеседнику.

Тот глядел на него пристально, изучающе.

— А вы кем были в мирное время?

— Я тоже архитектор, — ответил Макс, переводя взгляд на дорогу.

Вскоре они были уже в Ларисе и узнали, что поезд ушел четверть часа назад. Фотис съехал с шоссе и помчался по широкому проселку, чтобы сократить путь. Поезда не было видно, но Фотис теперь знал, что он где-то близко. До следующей стоянки в Платамоне было около тридцати километров.

По расчетам Фотиса, его малютка — если ничего не случится — добежит до Платамона одновременно с поездом.

Словно сговорившись, спутники одновременно поглядели на часы. Было шесть часов тридцать минут, и каждый подумал: «У меня в запасе еще полчаса».

Около семи поезд перешел на запасный путь, чтобы пропустить воинский эшелон. Приблизительно в то же время автомобиль Фотиса выехал на прямую дорогу параллельно железнодорожному полотну, только по другую сторону холма.

Выйдя из вагона, Марианна отправилась было к артистам, чтобы поговорить с Йоганном. Однако ей не удалось его увидеть: у дверей, как Цербер, стоял Герман. Из вагона не слышно было ни песен, ни голосов. Марианне оставалось только гадать: удалось импресарио подловить Йоганна или нет.

Она возвращалась к своему вагону, как вдруг над ухом раздался голос Германа:

— Господин полковник прав, вам действительно не сидится на месте.

— Я же говорила: не выношу езды в поезде.

— Ну что вы! Из окна такой чудный вид: ранняя осень, зреют цитрусовые!.. Чудесно!

Марианну не удивила его назойливость. Она была готова к тому, что он возобновит свои попытки, и глядела на него со спокойной улыбкой. Герман понизил голос:

— Не могу понять, что с вами происходит. Два раза подходил к вам с паролем, а вы не отвечаете. Я, откровенно говоря, тоже вначале усомнился и потому не сказал отзыв.

— Не понимаю, о чем вы. Какой отзыв?

— Ну вот! Я рискую, задание под угрозой срыва, а вы настаиваете на ненужной конспирации! Отзыв я не сказал потому, что вы в тот раз не проявили никакого интереса. Если вы думаете, что я его не знаю, ошибаетесь. Извольте: «Другие ждут, пока они созреют».

— Ей-богу, вы какой-то странный! — пожала плечами Марианна. — Толкуете о каких-то паролях, отзывах, а я и понятия ни о чем таком не имею!

Герман испытующе поглядел на нее. Лжет или вправду не та? Говорил же Йоганн, что она и бровью не повела при упоминании об апельсинах.

Издалека послышался гудок встречного поезда, и они разошлись по своим вагонам.

Напрасно старается: обмануть Марианну ему уже не удастся. Ее беспокоило только, что на сей раз он назвал отзыв, уверенный в его правильности. Вывод: Герман сумел провести однорукого и выведать у него отзыв. Почему она сразу не доверилась Йоганну? И не догадалась о том, что информацию о перевозимом грузе должен был сообщить ей кто-то из труппы?

А с Германом тем не менее надо держать ухо востро. Раз уж у него возникли подозрения, вряд ли он теперь оставит ее в покое. И она решила перейти от обороны к наступлению.

— Мне надо сказать вам кое-что по секрету, — сказала она Отто, когда они ненадолго остались в купе одни.

— Случилось что-нибудь? — заинтересовался тот.

— Тут происходят какие-то странные вещи. Я об этом… об импресарио…

— А что с ним?

— Он уже три раза пытался заговаривать со мной.

— Осел! — рассердился Отто.

— Нет-нет! Это совсем не то, что вы предполагаете!

И Марианна рассказала старому профессору, как импресарио все время пытается говорить с ней каким-то шифром, вероятно, принимает ее за кого-то другого.