Определен и график нашего нахождения на «положае»: четыре дня здесь — сутки в казарме. В близком соседстве с нами позиция сербов. У них иной ритм службы. Двое суток на позициях — двое суток в казарме — двое суток дома. «Не война, а санаторий у них», — шутим по этому поводу.

Продолжается знакомство. Не устаешь удивляться хитросплетению судеб, особенностям характеров, биографий и т. д. Я уже успел обратить внимание на совсем паренька — Андрея П. в составе питерской, прибывшей сюда на пару недель раньше группы добровольцев. Из всех нас он выделяется прежде всего возрастом. Андрею, как только что выяснилось, нет еще восемнадцати лет. Неполные восемнадцать! Славное начало биографии у парня. Но это еще не все. Оказывается, Малыш, как с учетом возраста окрестили его однополчане, воюет уже почти год! Начинал в мае прошлого года в Приднестровье. Вместе с другими лучшими представителями нации помогал тамошним русским отстаивать право оставаться русскими. Приднестровский опыт умножил в Абхазии. Там Андрей получил ратную специальность снайпера. Когда уезжал, на прикладе его винтовки было восемнадцать зарубок. В Абхазии платили неплохие деньги, но тот ужас, которого хлебнул там Андрей, вряд ли имел рублевый коэффициент. В десанте, куда он входил, погибло семьдесят процентов состава.

Всякий раз, срываясь из дома в очередную горячую точку, Андрей придумывал для родителей убедительную легенду. То он едет на длительные сборы в спортивный лагерь, то вместе с молодежным интернациональным отрядом отправляется строить коровники в Венгрию, то еще что-то. Святая наивность его родителей!

Здесь, в Югославии, Андрей также снайпер. Правда, зарубок на прикладе нет. Пока нет. Оглядываешь угловатую мальчишескую фигуру в пятнистом комбинезоне, лицо, едва успевшее познакомиться с бритвой, пытаешься представить этого очкарика в гражданской жизни. Такому больше всего подошли бы нотная папка или скрипичный футляр в руки.

Самое нелогичное, смешное, а может быть, и дикое, что по возвращении домой Андрея могут призвать «для прохождения действительной военной службы». Каково ему будет выслушивать сержантов-придурков? Сможет ли он стерпеть «наезды» старослужащих? Я многое отдам, чтобы встретиться с этим парнем года через три-четыре и за бутылкой водки вдоволь наговориться [3] .

Всякий день на «положае» — приготовление к ночи. Сплошное хождение. За дровами. За сеном. За продуктами. Плюс караулы, которые выставляем с наступлением сумерек. Стоять приходится обычно дважды за ночь по полтора-два часа. День — ночь — сутки прочь. Казаки почему-то караульную службу игнорируют. Она им представляется чисто «мужицким» малосерьезным делом. Схема их рассуждений такова: рейд, разведка, бой — это наше, казачье, стоящее. Что же касается караула, нарядов — это ерунда, пусть в эти игрушки «мужики» (то есть все не казаки) играют. Причиной конфликта подобный подход не стал, ибо мы, «мужики», рассудили так: караул — форма обеспечения не только общественной, но и личной, собственной безопасности. Если ты в этом заинтересован — отдежурь положенные часы, если нет — Бог тебе судья.

Кто-то очень верно подметил, что самая увлекательная охота — охота на человека. Описать ее невозможно. Все это надо чувствовать. И силуэт врага в прорези прицела, и сладкий холод смертельной опасности, и неведомая сила, что вплющивает тебя в камни, когда над головой взвизгивают пули, предназначенные именно для тебя.

А самое острое, самое сильное чувство здесь — осознание того, что в тот момент, когда ты ловишь живую цель в свой прицел, кто-то на «той стороне» так же старательно, затаив дыхание и прищурив глаз, прицеливается в тебя. От размышлений на такую тему бросает в дрожь. Дрожь холодная, но сладкая. Переживший это — поймет. Всем прочим объяснять бесполезно. Даже в богатом русском языке не найти для этого подходящих слов.

Пришло время изучать близлежащую территорию. С нашей горы в ясную погоду прекрасно видно несколько мусульманских поселков. С квадратиками кварталов, карандашиком минарета и прочими признаками населенного пункта в здешних краях. По прямой до поселков километров пять-семь. От сербов нам известно, что поселки основательно укреплены и битком набиты мусульманами. В распоряжении последних не только стрелковое автоматическое оружие, но и минометы, артиллерия. Говорят, правда, у мусульман туговато с боеприпасами, но нам в это верится с трудом — оттуда постреливают с завидным постоянством.

Чтобы лучше знать местность, полдюжины «охотников» под началом командира Мишки решили сегодня предпринять что-то вроде разведки. Спустились по склону горы, на вершине которой расположен наш лагерь, миновали разрушенный хутор, куда раньше мы регулярно наведывались за дровами и за материалом для наших хижин-блиндажей, и… нарвались на мусульман. После десятиминутной перестрелки наши отошли. Организованно. С достоинством. Затевать бой смысла не было. Безрассудно «в лоб» атаковать неизвестное количество основательно прикрытых мусульман. В перестрелке ранен сибирский казак Мишка Д. Ранение, кажется, неопасно. В мякоть бедра. Кость не задета. С операции Мишка возвращался сам, опираясь на выломанный сук.

У Мишки уникальная внешность. Приплюснутый, странно вытянутый череп и обилие клочковатой растительности на лице роднят его с нашими очень давними предками. Отсюда и кличка, полученная в самые первые дни пребывания на югославской земле — Человекообразный. Мишка — мастер. Из подобранного невесть где куска овечьей шкуры за неполный час он скроил молодецкую казачью папаху. Старая рубаха за один вечер превратилась в его руках в удобную безрукавку с отделениями для автоматных рожков. Мишка может починить обувь, продлить срок работы зажигалки, из веточек можжевельника и еще каких-то одному ему ведомых травинок приготовить ароматный чай. Кажется, вот он — человек, о котором можно сказать — «золотые руки». Но у этих рук специфическая особенность. Вещи и предметы, попадающие в эти руки, если не становятся шедеврами, моментально ломаются, пачкаются, портятся и приходят в негодность всеми известными в природе способами. Попросил Мишка у кого-то из наших перочинный нож — через сорок секунд у ножа сломано лезвие. Взял Мишка посмотреть у знакомого серба винтовку малоизвестной в России системы «маузер», миг — и оружие стало бесполезной железякой.

Человекообразный — почти легендарная личность. На пути от югославо-румынской границы до Белграда он умудрился потерять портфель с хромовым сапогами, фуражкой, гимнастеркой и прочими предметами казачьей амуниции. Для истинного казака, каким, безусловно, Мишка себя считает, эта потеря невосполнима. Обстоятельства «ЧП» до смешного просты. На одном из ухабов автобус, в котором мы ехали, изрядно тряхнуло. Дверь открылась. пожитки Мишки, лежавшие с краю, вывалились. Сидевший рядом и неспящий (!), в отличие от большинства из нас, Человекообразный все это видел. Заметив, сказал: «Тут чей-то чемодан, кажется, упал». Разбуженные этой фразой, мы осмотрелись, проверили наличие собственного багажа и, разумеется, никакого беспокойства не проявили. Человекообразный же, несколько удивленный нашим безразличием к собственным вещам, с чувством исполненного долга задремал. Часа через два, уже перед самым Белградом, мы были разбужены его хриплой матерщиной. Оказывается, потерянный багаж принадлежал именно ему… [4]