— Мистер Алисон, — произнёс капитан, — если хотите, можете поговорить со своим подзащитным, — Как видишь, все очень просто, приятель, — сказал лейтенант «мистеру Доу». — Или ты выложишь нам все, или тебя повесят. Шкиперу совершенно безразлично. Начнём с того, как тебя зовут.

Хесус заговорил. Один из членов трибунала взял портативную телекамеру — ту же самую, которой пользовались при досмотре, — и Хесуса попросили начать снова.

— Хорошо. Вы понимаете, что имеете право хранить молчание? — задал кто-то вопрос. Подсудимый даже не услышал этих слов, и вопрос пришлось повторить.

— Да, я понимаю, о'кей? — ответил парень, не поворачивая головы. — Что вас интересует?

Вопросы, разумеется, были написаны заранее. Алисой, являющийся одновременно корабельным юристом, читал их один за другим перед телевизионной камерой. Его главная проблема состояла в том, чтобы задавать вопросы медленно и внятно. Допрос длился сорок минут. Парень говорил быстро, но конкретно, и не заметил взглядов, которые бросали на него члены суда.

— Спасибо за помощь, оказанную правосудию, — произнёс Уэгенер, когда все подошло к концу. — Мы постараемся облегчить вашу участь, принимая во внимание чистосердечное признание. Вы сами понимаете, что помочь вашему партнёру мы вряд ли сможем. Это вам понятно, верно?

— Да, я сожалею, что он повёл себя так, — ответил парень, и все сидящие в кают-компании вздохнули с облегчением.

— Мы поговорим с федеральным прокурором, — пообещал капитан. — Лейтенант, отведите арестованного в камеру.

— Слушаюсь, сэр. — Алисон пошёл вместе с парнем к выходу, и глаз телекамеры следил за ними. Подойдя к трапу, ведущему вниз, арестованный споткнулся. Он не заметил руки, заставившей его споткнуться, да и времени у него для этого не было, потому что другая невидимая рука нанесла ему сильный удар по затылку. Затем боцман Райли сломал кисть арестованному, который потерял сознание, а старшина Ореза прижал к его лицу марлю, смоченную в эфире. Потом они отнесли парня в санчасть, где санитар фрегата наложил гипс на руку пострадавшего. Перелом оказался простым и не потребовал сложного лечения.

Здоровую руку арестованного пристегнули наручниками к койке и оставили его в санчасти на ночь.

Проснулся он поздно. Ему принесли завтрак из кают-компании и разрешили умыться, прежде чем отвести к вертолёту, совершившему посадку на палубу фрегата, Ореза спустился, чтобы проводить его, поднялся с арестованным на палубу и прошёл на корму, где уже стоял боцман Райли, который привёл второго арестованного. «Джеймс Доу» — его настоящее имя оказалось Хесус Кастильо, — к своему изумлению, увидел, что «Джон Доу» — Рамон Хозе Капати — жив. Пара сотрудников Федерального агентства по борьбе с наркотиками постарались усадить их как можно дальше друг от друга, чтобы не допустить общения между ними.

Капитан объяснил, что один из арестованных сделал чистосердечное признание и второму это может не понравиться. Кастильо не сводил взгляда с Капати, и изумление в его глазах очень походило на страх, так что агенты — которым всегда нравится признание в деле, по которому предусмотрена смертная казнь, — решили держать арестованных настолько далеко друг от друга, насколько позволяли обстоятельства. На этом же вертолёте были отправлены все улики и несколько видеокассет. Наблюдая, как «Дельфин» береговой охраны поднялся с палубы и взлетел вверх, Уэгенер раздумывал о том, как будут реагировать власти на берегу. Наступил момент сурового осмысления, который всегда следует за слегка сумасшедшим поступком, но Уэгенер предвидел и это. Более того, ему казалось, что он сумел приготовиться ко всему. Только восемь человек из команды знали о происшедшем, и он объяснил им, как нужно отвечать на вопросы. Рядом появился помощник капитана.

— На самом деле ничто не походит на то, как это видится с первого взгляда, правда?

— Пожалуй, но теперь мы знаем, что погибли три невинных человека. Три, а не четыре. — Да, уж конечно, владелец яхты не был ангелом, подумал Уэгенер.

Однако зачем было убивать его жену и детей? Он смотрел на никогда не меняющееся море, не сознавая, какие силы привёл в действие и сколько людей найдут свою смерть в результате этого.

Чавез впервые понял, насколько необычным будет это задание, в тот момент, когда он прибыл в аэропорт Сан-Хосе. Они приехали сюда в самом обычном маленьком автобусе, взятом напрокат, оказались в той части аэропорта, которая была отведена для частных самолётов, и увидели, что их ждёт частный реактивный самолёт. Этого никто не ожидал. «Полковник Смит» не стал подниматься по трапу.

Он пожал руку каждому улетающему, сообщил, что их встретят, и вернулся в автобус. Сержанты вошли в самолёт, оказавшийся не столько частным реактивным самолётом, сколько мини-авиалайнером. В нём была даже стюардесса, которая предлагала напитки. Каждый сержант уложил свой рюкзак и с удовольствием принял предложенный стакан — все, кроме Чавеза, слишком усталого даже для того, чтобы взглянуть на девушку. Он едва не пропустил момент взлёта и заснул ещё перед тем, как лайнер набрал высоту. Что-то говорило ему, что нужно выспаться, пока есть время. У пехотинцев это общий инстинкт, и он, как правило, оправдывается.

Лейтенант Джексон никогда раньше не бывал на базе в Монтерее, но старший брат проинструктировал его, и лейтенант без труда нашёл офицерский клуб.

Неожиданно он почувствовал себя очень одиноким. Запирая дверцу своей «Хонды», Джексон заметил, что он здесь единственный пехотный офицер. По крайней мере, оказалось несложно выяснить, кому отдавать честь. Младшему лейтенанту пришлось приветствовать практически каждого.

— Эй, Тимми! — окликнул брат, когда Джексон вошёл в бар.