— Это можно понять по тому, какие ошибки совершаешь, — ответила мисс де Вайн. — Я уверена, что человек обычно не допускает принципиальных ошибок в том, что для него действительно важно. Принципиальные ошибки возникают там, где нет подлинного интереса. Таково мое мнение.

— Я совершила однажды очень большую ошибку, — сказала Гарриет. — Наверное, вы знаете. Не думаю, что это произошло от недостатка интереса. Тогда это казалось самым главным на свете.

— И все-таки вы совершили ошибку. Как вы думаете, приложили вы к этой задаче все свои умственные силы? Были вы так внимательны и точны, как если бы писали прозу?

— Это трудно сравнивать. Невозможно сохранить отстраненность в состоянии эмоционального возбуждения.

— Но разве написание прозы не сопровождается эмоциональным возбуждением?

— Да, конечно. Особенно когда знаешь, что получилось именно то, что нужно, — нет в мире более сильного ощущения, это удивительно. Чувствуешь себя как Бог на седьмой день Творения — ну, немножко, во всяком случае.

— Ну вот, именно это я и имела в виду. Не жалеть сил, не совершать ошибок — и тебя ждет блаженство. Но если довольствуешься чем-то второсортным — значит, ты выбрал не тот предмет.

— Как вы правы, — сказала Гарриет, помолчав. — Если есть настоящий интерес, то откуда-то берется и терпение и можешь, как Елизавета, сказать: «Пусть пройдет время». [143] Не в этом ли смысл афоризма «гений — это вечное терпение», [144] хоть я всегда находила его довольно абсурдным. Если правда хочешь чего-то, то не торопишься схватить, а если хватаешь, значит, не хочешь по-настоящему. Получается, по-вашему, что важно только то, на что тратишь время и силы?

— Да, в значительной степени. Но самое надежное доказательство — это когда у тебя что-то получается как надо, без принципиальных ошибок. Конечно, мелкие ошибки неизбежны. Но принципиальная ошибка — верный признак небрежности. Хорошо бы современные люди наконец поняли, что необязательно сразу бросаться и хватать все, чего им хочется.

— Я этой зимой в Лондоне видела шесть пьес, — сказала Гарриет, — и все они проповедовали доктрину «броситься и схватить». А ведь герои там действительно сами не знали, чего хотят.

— Да. Если уж понял, чего хочешь, то все остальное будет срезано начисто, как трава газонокосилкой. Все прочие интересы — и твои, и чужие. Мисс Лидгейт не понравились бы эти мои рассуждения, но к ней они относятся не меньше, чем к остальным. Она — добрейшая душа во всем, что оставляет ее равнодушной, как махинации Джукса, например. Но у нее нет и толики милосердия к просодическим теориям мистера Элкботтома. Она бы не согласилась с его теориями, даже если бы от этого зависела его жизнь. Сказала бы, что никак не может. И в самом деле не может. Если бы она увидела, как он корчится в муках, то она, наверное, пожалела бы его, но не исправила бы и буквы. Ведь это была бы государственная измена, не меньше. Там, где речь идет о твоей работе, нет места жалости. Вы бы, например, легко соврали про что угодно — кроме чего?

— О, про что угодно! — весело ответила Гарриет. — Разве что не похвалила бы плохую книгу. Просто не смогла бы. Я нажила из-за этого много врагов, но что делать.

— Конечно, — сказала мисс де Вайн. — Каковы бы ни были потери, всегда остается что-то, в чем приходится быть искренним, если у человека вообще есть какой-то стержень. Я знаю это по собственному опыту. Без сомнения, такая единственно важная вещь может относиться и к эмоциональной сфере, почему бы и нет. Иной совершит все грехи на свете, но сохранит преданность близкому человеку. Тогда этот человек, видимо, и есть дело его жизни. Я не презираю такую преданность, просто мне это не дано, вот и все.

— Вы это выяснили, совершив принципиальную ошибку? — осторожно спросила Гарриет.

— Да. Я однажды была помолвлена, — ответила мисс де Вайн. — Но обнаружила, что вечно попадаю впросак — задеваю его чувства, делаю глупости, в общем, совершаю элементарные ошибки. В конце концов я поняла, что просто не прикладываю таких же усилий, как если бы это была какая-нибудь спорная гипотеза. Тогда я решила, что взялась не за свою работу. — Она улыбнулась. — И при этом я была привязана к нему больше, чем он ко мне. Он женился на превосходной женщине, которая абсолютно ему предана и сделала его своей главной работой. И работа эта не из легких. Он художник и обычно находится на грани банкротства, но картины у него прекрасные.

— Видимо, нельзя выходить замуж, если не готова сделать человека своей работой.

— Возможно, хотя бывают редкие случаи, когда люди становятся друг для друга не работой, а соратниками.

— Как Фиби Такер и ее муж, — сказала Гарриет. — Вы видели ее на встрече выпускников. Их союз, кажется, устроен именно так. Но со всей этой ревностью жен к работе мужей и ревностью мужей к интересам жен большинство из нас, кажется, сами себя считают чьей-то работой.

— И что хуже всего, — сказала мисс де Вайн, — такое положение вещей оказывает разрушительное действие на характер. Мне очень жаль тех, кто считает себя чьей-то работой, он — или она, разумеется — заканчивает тем, что пожирает жизнь другого человека или сам оказывается пожран, и то и другое крайне неприятно. Мой художник пожирает жену, хотя ни один из них об этом не подозревает, а бедная мисс Каттермол серьезно рискует стать работой своих родителей и тоже быть пожранной.