Увы, как любая слишком большая радость, эта тоже оказалась преддверием беды. В огромных замковых резервуарах, куда жители собрали дождевую воду, размножилась какая-то зараза — по-видимому, возбудители дизентерии. Эпидемия этой болезни, бича средневековых военных кампаний, заставила жителей покинуть неприступные стены города и бежать куда глаза глядят. Барон Раймон зачем-то вернулся и был схвачен мелким рыцарем-крестоносцем. Монфор, к которому привели строптивого старика, не казнил его сразу, а приговорил к медленному умиранию в подземелье.

Новый сеньор, не мешкая, вступил в права владения захваченными землями, назначил подать с дома и очага в пользу церкви и ввел десятину с первых плодов, как велось на Севере.

Падение Терма переполнило чашу терпения Раймунда Тулузского. Он решил покончить с войной, опустошавшей его земли уже три года, даже ценой значительных уступок. Граф организовал собор в своем родовом гнезде, городе Сен-Жиле, на котором надеялся примириться с церковью и с Монфором. Вместе со своими юристами он явился туда, заранее готовый к потерям и унижениям. Но предъявленные графу папой требования заставили его в гневе покинуть собрание. В Нарбонне, куда поддержать Раймунда прибыл Педро Арагонский, условия, на которых церковь соглашалась простить графа, были сформулированы окончательно. Но как мог могущественный государь смириться с такими требованиями? «…Перестать защищать проклятое жидовское отродье и дурных верующих. Этих, всех до единого, следует выдать католическому духовенству. Граф и его люди должны поститься шесть дней в неделю. Кроме того, они оденутся в плащи и рубахи грубого темного сукна. Укрепления, замки и донжоны будут снесены, рыцарям запрещается жить в городах. Они будут жить в селах, как простые крестьяне. Единственным господином для всех будет король Франции. Графу Тулузскому приказано идти в Святую землю».

Единственное, что давало Раймунду силы сопротивляться, была поддержка его добрых подданных.

Во владениях Гастона VI Беарнского еретиков не было, но бесчинства крестоносцев и Монфора задевали его национальную гордость. Он принял решение выступить против французов. Немедленно последовала кара: он был лишен части своих наследственных владений и отлучен от церкви.

На фоне верности и благородства еще обиднее для графа выглядели неожиданные измены.

Жиро Транкалеон, граф Арманьяк и Фезенсак, обладая гибким и коварным разумом и незаурядным даром предвидения, сразу объявил себя вассалом Монфора.

Между тем Монфору, чтобы почувствовать себя полноправным владельцем Каркассона и Безье, не хватало официального одобрения сюзерена этих земель, короля Педро Арагонского. Тот под разными предлогами отказывался принять у Монфора вассальную присягу. Ведь тем самым он признал бы его право на эти владения, протянувшиеся от Альби на севере к Нарбонне на юге, от Безье на востоке до Каркассона на западе.

Но победы крестоносцев и давление католического духовенства заставили его в 1211 г. принять оммаж у победителя еретиков. Этим дело не ограничилось. Со снисходительным дружелюбием, более обидным, чем открытая враждебность, Монфор вынудил короля обещать женить единственного сына и наследника Хайме на его дочери Амиции и практически заставил передать ребенка ему на воспитание — другими словами, в заложники.

Тем временем он без боя завладел сильно укрепленным замком Кабаре, сеньор которого дал благоразумию восторжествовать над гордостью и предпочел сдаться на милость победителя.

Кровь кипела в жилах арагонского короля при известиях о деяниях крестоносцев на землях, обладателем которых мог бы стать он сам. Король знал и любил многих погибших в этой войне.

Подчинившись давлению французов и Рима, дон Педро отнюдь не смирился; напротив, он преисполнился неуклонной ненавистью к человеку, заставившему его ощутить свое бессилие перед фатальной властью обстоятельств.

Ненавистью такого человека не стоило пренебрегать.

В Арагоне после смерти без потомства последнего короля из кельтиберийско-готской династии остался только один представитель королевского дома — Рамиро, с детских лет посвященный Господу и живший в монастыре. Чрезвычайная сессия рикос омбрес [34] приняла решение об избрании Рамиро арагонским королем. Но ему ставилось условие: он должен был жениться на донье Инее де Пуатье (Агнессе Аквитанской), дочери Вильгельма VII, и дать стране наследника.

Папа разрешил Рамиро покинуть монастырь и воцариться ради благой цели продолжения династии.

Усилия Рамиро были вознаграждены лишь отчасти: его супруга родила дочь Петронеллу. Когда девочка достигла двухлетнего возраста, ее обручили с Рамоном-Беренгером IV, правителем Барселоны. Династический брак арагонской принцессы с барселонским графом принес стране личную унию с Каталонией и выход к Средиземному морю. Их старший сын Рамон-Беренгер, избранный на арагонский престол в 1162 г., из уважения к своим подданным поменял каталонское имя на более привычное им Альфонс. Альфонс II (1152–1162—1196), получивший прозвище Непорочный, или Целомудренный (el Casto), был талантливым государем, образованным в духе своего времени. Поэт и музыкант, он на протяжении всей жизни был покровителем провансальской литературы — «владел трубадурским художеством». Однако многие хроники отмечали его выдающееся коварство, неразборчивость в средствах, стремление любой ценой расширить владения. Многие относили такие качества на счет его каталонской крови, как считалось, предательской от природы. Современники упорно приписывали ему убийство единственного брата ради обладания Провансом.

Альфонс II не был сыном короля. Гордые арагонские вельможи, высоко ценившие благородство крови, часто ставили ему в упрек это обстоятельство, не желая подчиняться равному себе. Его царствование было чередой феодальных войн с непокорной знатью и агрессивными соседями, чаще всего победоносных. В 1187 г. он распространил арагонское влияние на Беарн и Бигорр, овладел Каспе, приобрел Сердань и Руссильон.

Альфонс один из первых арагонских монархов оценил важность широких международных связей, которые осуществлял путем браков дочерей.