Ведется следствие. Командир дивизии будет предан суду Военного трибунала. Жуков».

Как потом напишет Александр Захарович, «читатель должен знать, что снятие копий с шифровок категорически запрещается, и я не смог переписать этот текст даже в свою рабочую тетрадь с грифом “совершенно секретно”. Но эта шифровка есть, хранится в Архиве МО, и ее всегда можно там найти».

Тем не менее Александр Захарович запомнил. И даже ее светло-голубой цвет.

Из книги «Отцы-командиры»:

«31 декабря 48-й полк, сменив 42-й полк 180-й дивизии, сбил сопротивление немцев и развил наступление на Вильшанскую Новоселицу, которой с утра 31-го декабря овладел. Здесь мы встречали наступление Нового, 1944 года. Третьего Нового года в моей жизни на войне. Полк — опять громко сказано, так как снова остатки двух батальонов сведены в один батальон, которым теперь командовал Кошелев. Накануне этот комбат новел свой батальон балкой и внезапно с тыла атаковал населенный пункт Петривка, в котором располагались тыловые обозы противника. Немецкие ездовые хотели встречать здесь наступление Нового года, поэтому почти в каждой крестьянской хате была установлена елочка, украшенная маленькими флакончиками с выпивкой, шоколадками и другими подарками из фатерланда. Все это досталось нашему батальону в качестве трофеев. Было кое-что и в обозе, поэтому Кошелев пригласил прислать моего писаря на санках, чтобы поделиться с офицерами штаба трофейными деликатесами. (…)

Ровно в полночь немцы “поздравили” нас несколькими залпами из 105-мм орудий. Через час наша артиллерия сделала ответный залп. Орудия находились невдалеке от штаба, и их позиции немцы засекли довольно точно. Мы не успели выпить и по одной рюмке, как с той стороны полетели снаряды по огневым позициям нашей артиллерии, и разрывы оказались совсем рядом, а один снаряд попал в крышу нашего дома и взорвался на чердаке над русской печкой, на которой спал командир химвзвода. От взрыва снаряда сильным ударом бревна прямо в лоб был убит совсем молоденький лейтенант. Конечно же, праздник был испорчен.

Утром 1 января я после завтрака выехал на санках в Петривку, а там уже находился командир полка, но не в силу необходимости быть ближе к своим подразделениям, а только потому, что в батальоне запахло трофеями, тем более со шнапсом. Чтобы найти командира или штаб во фронтовой полосе, не нужно спрашивать солдат о местах их нахождения, а смотреть, куца ведут провода полевого кабеля. В одной из хат в чисто прибранной комнате сидела телефонистка Дуся Лурга с телефонной трубкой, подвешенной петлей из тесемки на голове, у уха. Она сделала мне знак пальцем у губ, чтобы я без нужды громко не разговаривал, и кивком головы показала, что “сам, ноль перший” находится на русской печке.

В это время зазуммерил телефон, и она вполголоса попросила: “Товарищ ноль перший, визьмить трубку”. Оказывается, на печи тоже стоял телефон, и она присоединила перемычку провода к его клемме. Бунтин вальяжно взял трубку, назвал себя по позывному и коду должности. Дуся знала, что в таких случаях штабные офицеры всегда подслушивают разговоры и доклады старших начальников, чтобы быть в курсе полученных и отданных распоряжений, и дала мне отводную трубку. Говорил по телефону начальник штаба дивизии подполковник Хамов П.Ф. — “ноль другий “Бокала”, которому было известно о захвате нами Петривки, он тревожился за се удержание и просил принять меры к ее обороне на случай контратаки немцев. Бунтин заверил, что все необходимые меры он принял… Внезапно в линию вклинивается новый, незнакомый голос, который сказал примерно следующее: “Петр Филиппович, если вы хотите, чтобы было все выполнено, о чем вы сказали, то попросите телефониста переключить вас на командира батальона Кошелева и передайте все это ему лично. Тогда будет все сделано непременно. Ведь Бунтин все вам врет, вероятно, с какой-либо печки, ничего лично не наблюдая”. Я подумал: не ясновидец ли комдив? Или он понял всю психологию нашего Бунтина, или, имея немалый опыт командования полком, сам поступал не раз подобным образом? Наш отец-командир не вымолвил ни слова, но я подумал, что мне нужно смываться тихо, чтобы он не увидел меня из-за “грубы”. Это была моя первая негласная встреча с “новой метлой”, то есть новым командиром дивизии».

Из книги «На Юго-Западном направлении. 1943—1945»: «Хотя гитлеровцы постепенно усиливали сопротивление, войска 1-го Украинского фронта продолжали продвигаться вперед. 3 января 13-я армия генерала H.П. Пухова освободила Новоград-Волынский. 5 января 18-я армия и соединения 38-й армии овладели Бердичевом. На правом крыле фронта наши войска вышли на р. Случь и форсировали ее, на левом противник начал отводить свои части из кагарлинского выступа, и основная группировка 27-й армии, освободив Ржищев, соединилась с частями, оборонявшимися на букринском плацдарме. 40-я продвигалась в южном направлении. Приданный ей 5-й гвардейский танковый корпус 10 января вел бой за Звегородку, где впоследствии, 28 января, и произошло соединение войск 1-го и 2-го Украинских фронтов.

Наиболее упорное сопротивление оказывал противник на центральном участке фронта, в полосе 38-й армии. Сюда он перебрасывал значительную часть прибывших резервов, сочетая оборону с многочисленными контратаками пехоты и небольших групп танков.

Им подвергся, в частности, и наш правофланговый 74-й стрелковый корпус после освобождения Бердичева. Одновременно вражеская авиация произвела массированные бомбоштурмовые удары по его боевым порядкам. Затем противник повторил удар и перешел к организованной обороне, после чего продвижение дивизии 74-го стрелкового корпуса в юго-западном направлении, но существу, было приостановлено.

Сильные резервы противника появились и на направлении, ведущем к населенным пунктам Потребище, Липовец, где продолжали наступать 17-й гвардейский и 21-й стрелковые корпуса. 2 января южнее Погребище были взяты пленные из 17-й танковой дивизии. Через несколько дней там же были отмечены 6-я танковая и 101-я горнострелковая дивизии. Все они прибыли с нижнего течения Днепра.

Когда появились передовые танковые части противника, фронт передал 38-й армии в оперативное подчинение две танковые бригады 1-й танковой армии. Но этого оказалось недостаточно, так как два дня спустя в районе Плисков, Люлинцы, Кожанка было отмечено сосредоточение до 120 вражеских танков, а в районе станции Оратов — еще 80, двигавшихся на север. Таким образом, характер боевых действий и на левом фланге армии менялся. В то же время две наши правофланговые дивизии — 305-я и 183-я вели бои в районе Бердичева, вошедшем в полосу 18-й армии.