Поэтому Пиотта решил устроить небольшой привал, осмотреться как следует, и с новыми силами приступить к штурму горной кручи.

Поход до Заснеженных гор занял две недели. Меньше, чем у предка деда Калимара. Благодаря двум надувным лодкам, многочисленные реки не представляли никакой проблемы. По дороге питались, тем, что добыли сами, экономя сухпаи для гор. В одно прекрасное утро показались горы. Восходящее солнце осветило их снега красноватым светом, и весь горизонт запылал. Шестеро молодых людей смотрели на забаву природы с открытыми ртами.

Одолев с невероятным трудом, метров пятьдесят, практически вертикальной поверхности, Пиотта понял, что на этом их опыт скалолазания закончился. У него самого не было никакого опыта в покорении горных вершин, а у его команды плюс к отсутствию опыта, поголовно был страх высоты. Открывшийся, с пятидесятиметровой высоты, прекрасный вид на леса, никак не вдохновлял его попутчиков. Они жались к скале, как перепуганные щенки к материнскому вымени. Никакие увещевания не могли их оторвать от скалы.

– Стойте, где стоите. Я попробую подняться повыше, может, увижу оттуда, где река делает три петли. Тогда мы просто спустимся и доберемся туда. Если нам на закате просигнализируют ворота, мы пойдем и поднимемся по ним. Мне, если честно, парни, уже и самому не верится, что здесь можно подняться.

Парни одобрительно загалдели, впрочем, ни на секунду не ослабив хватку. Пиотта поднялся самостоятельно еще метров на тридцать. Верхушки деревьев и его робкая команда были глубоко внизу. Перед глазами лежал огромный лес, а влево и вправо от юноши простиралась абсолютно ровная стена. Ее края уходили к горизонту, где тонули в белой дымке. Петр достал бинокль. Впрямую, увидеть изгибы реки с такой высоты было невозможно. Нужно было вычислить их по каким-то косвенным признакам. Пиотта разглядывал однородную поверхность леса, пытаясь угадать, где под ней протекает река. Через час он осознал всю бестолковость подобной затеи. Весь лес выглядел одинаково.

– Вихорко!
– Пиотта говорил в рацию

– А?
– Не сразу ответил Вихорко.

– Перецепляйтесь, давайте и слезайте. Становитесь лагерем под тем местом, где спуститесь. Рацию не отключайте. А я поднимусь выше. Как увижу реку с тремя петлями, направлю вас туда. Идет?

– Идет. Петр, будь осторожней?

– Ага, буду.

Пиотта посмотрел вниз. Парни зашевелились. Если они с перепугу не забудут инструктаж, то у них все должно получится. Рация снова ожила.

– Петр?
– Шутливо спросил Вихорко.
– А вот парни интересуются, если с тобой, не дай бог, что случится, кому из нас к Далиле можно посвататься?

– И не надейтесь!
– Крикнул на всю округу Пиотта. Эхо несколько раз повторило его ответ.

Метр за метром Пиотта поднимался все выше и выше. Ему показалось, что уклон становится все более пологим. Холодный горный воздух стекал с гор, конденсируясь в туман у самой поверхности земли. Лес был подернут дымкой. Она грозила скрыть от его глаз и реку, если таковая, наконец, появится. Его напарники то и дело выходили на связь, ожидая, когда Пиотта принесет им приятные известия.

Наконец, туман скрыл под своей молочной поверхностью все подножие. Только вдалеке виднелась полоска леса. Пиотта приложился к биноклю. Нет, ни реки, ни ее петель не видно. Юноша посмотрел вверх. Как ему показалось, до вершины осталось совсем немного. Как было принято у самураев, Пиотта попытался принять решение в течение семи вдохов. И оно пришло, единственное и бесшабашно-авантюрное. Отбросив все сомнения, юноша с новыми силами устремился вверх. Скала действительно изменила свою крутизну. Появилось множество уступов. Подниматься становилось все проще. Если бы не внезапно опустившаяся ночь, то Пиотта возможно и успел бы взобраться на вершину. Он пожелал команде спокойного сна, и уютно устроившись в небольшом углублении, лег спать. Сон шел не сразу. Мысли носились в голове, перескакивая с одной на другую. Он подвергал сомнению свое решение идти в одиночку, затем он вспомнил про Далилу, и это воспоминание грело душу, потом полезли всякие воспоминания из детства, вспомнился даже Листок, когда он грязный, впервые пришел к ним на порог. И еще множество разных мыслей бессистемно всплывали в его сознании. Ночное небо вызвездило яркими звездами. Метеориты периодически расчерчивали его светящимися полосами. Наконец приятная дремота переборола сопротивляющийся разум.

Утром Пиотта проснулся с ощущением, что он всю ночь с кем-то разговаривал. Пробуждение напомнило ему разговор, прерванный на полуслове. Только о чем был разговор, Пиотта никак не мог вспомнить. Он достал рацию.

– Вихорко! Как дела?

Некоторое время рация не отвечала, затем началось шипение соответствующее тому, когда на противоположном устройстве включат кнопку передачи. Послышался звон, стук, ругательства. Наконец, команда очухалась и соизволила ответить.

– Это Иван. Мы только встали. У нас все нормально. Ночь прошла спокойно. Как у тебя?

– Тоже, все хорошо. Я поднимусь выше. Возможно, туман днем рассеется, и я увижу это место, наконец.

– Хорошо. Мы ждем от тебя вестей.

– Хорошо. Давай, до связи.

– До связи.

Если бы Пиотта увидел реку, накрутившую три петли, то он бы отменил свое решение идти в одиночку. Но надежд на такой исход становилось все меньше. Туман внизу не желал рассеиваться. А до вершины оставалось все меньше. В сравнении с началом пути, дальнейший подъем казался легкой прогулкой. Юноша не страховался. Всяческих надежных уступов имелось в изобилии. Когда солнце перевалило через зенит, он взобрался на вершину, которая оказалась только небольшим отрогом огромной горы. Вершина ее белела далеко в вышине. Пиотта прикинул, что покорять ее совсем незачем, и мысленно проложил путь между двумя скалами, промеж которых, в настоящий момент, поднималось красноватое солнце. Решение отправиться в одиночку созрело в нем окончательно. Пиотта на прощание посмотрел вниз, краем сознания надеясь увидеть блеснувшее русло реки, но оно так и не показалось. Юноша поднес рацию к губам.