— У вас что, одни практикантки работают? — небрежно осведомилась я, поворачиваясь на живот и задирая рубашку.

— Это почему? — удивилась девушка.

— Да уколы делать не умеют, — пожала я плечами. — Хотя, возможно, я слишком многого хочу от персонала задрипанной больницы. Зарплата маленькая, больных как грязи, где профессионалов-то набраться?

— Не дергайтесь, больная, — сквозь зубы процедила оскорбленная до глубины души медсестра. — У нас, между прочим, не районная, а ведомственная больница. И персонал высококвалифицированный. А если всякие капризные дамочки выпендриваются, так и нечего им тут делать. Флиртовать удобней в другом месте!

— А вы меня не учите, где и чем мне заниматься, — разозлилась я. — Делайте, что вам положено, и уходите!

— Уже, между прочим, сделала! — высокомерно заявила девица и, хлопнув дверью, покинула помещение.

Надо же, а я ничего и не почувствовала! Что, собственно, и требовалось.

Причины ускоренной выписки я так и не узнала. Не исключено, что состояние вздрюченного персонала пагубно отразилось на обслуживании других пациентов, а может, место понадобилось действительно тяжелобольному милицейскому чину. Во всяком случае, уже вечером мы с Игорем находились в его просторной, не по-холостяцки уютной квартире на Пресне.

— Так на чем же мы остановились? — Я уже привычно устроилась у Игоря на коленях и обняла за шею.

— Ты сказала, что я самый потрясающий на свете мужчина. — Голубые глаза смеялись, но в них притаилось едва заметное нетерпеливое ожидание.

— Правда? — обрадовалась я. — А мне казалось, что я еще не успела тебе этого сказать. Хотя собиралась. Ты самый замечательный, самый умный, самый красивый и самый сильный мужчина на свете.

— Ты действительно так считаешь? — Если бы я не встречалась с этим человеком в других ситуациях и не знала, что имею дело с майором ФСБ, недавно перешагнувшим тридцатипятилетний рубеж, непременно бы решила, что имею дело с робким и неискушенным юношей.

— Конечно. И, как это ни ужасно, именно так я и подумала, увидев тебя в первый раз.

Теперь не было необходимости лгать самой себе. Не уверена, что думала я именно так, но то, что «кардиолог» запал мне в душу, это точно. Потому я на него, наверное, и злилась. Ну не входило в мои планы терять голову, и все тут. Тем более от человека, в которого с моей же подачи вцепилась лучшая подруга. Дело прошлое, но теперь я понимаю, какого сваляла дурака. И понимаю, почему Алка меня возненавидела. А в том, что это так, я уверена. Она первая почувствовала, что мы с Игорем неспроста из кожи лезем, стараясь продемонстрировать отвращение друг к другу. В общем, ей предпочли меня. А у меня, по ее понятиям, и так все было для более чем счастливой жизни. Влюбленность Игоря стала последней каплей.

— Не обижайся, — тихо заметил любимый, — но ты тоже виновата. Привыкла быть сильной, брала на себя ответственность и не хотела понимать, что захребетники никогда ничего не дают взамен. Ни любви, ни понимания, ни заботы.

— Ладно, — отмахнулась я. — Не будем о печальном.

Что толку рвать на себе волосы? Я же не идиотка, и теперь, взглянув на вещи объективно, понимаю, что корни в моем детстве. Когда меня, так нуждавшуюся в понимании и защите, отец фактически предоставил самой себе. Я старалась быть хорошей и, главное, большой, чтобы завоевать его любовь. Ведь взрослых не бросают… А потом стремление брать на себя все больше и ожидать от людей все меньше совсем исказило мое отношение к окружающему миру. Теперь с этим покончено. Я люблю, я любима, и я знаю, что мне не надо ничего делать, чтобы удержать человека, вставшего рядом в трудную минуту. Любят просто так, а не за что-то. Даже самых лучших из мужчин и женщин.

— Расскажи мне про остальных погибших. Что там было с Кульковой-старшей и Горгиппией?

— Они умерли сами по себе, — пожал плечами Игорь. — На них никто не покушался. И список содержал фамилии всех пациентов хирургического отделения за последние несколько лет. Их взяли, чтобы еще раз проверить, нет ли накладок, убедиться, что зацепок не найдет никакая комиссия.

— Кто принес и потерял дискету?

Вообще-то я уже и так догадалась, но хотела услышать подтверждение. Дискету уронил Аллочкин любовник. Это к его посещениям подружка готовилась загодя, тщательно вылизывая квартиру. И это ему на глаза попались мои заметки, из которых он сделал вывод, что я, хотя и копаю в неверном направлении, отступать не собираюсь, а следовательно, меня надо остановить, пока я и впрямь не раскопала что-нибудь существенное.

— А какие все-таки дела были у Светланы Кульковой с косметичкой? И почему мадам так перепугалась, если не поставляла бандитам клиентов?

— Ирена Геннадиевна действительно оказывала некоторым людям дополнительные, так сказать, услуги. Она… помогала закосить от армии.

Я открыла рот, а вот закрыть его забыла. Теперь еще и армия! Голова просто отказывается соображать.

— Да нет, не то, что ты подумала. Наши бандиты к этому ее частному бизнесу никаким боком. Она просто снабжала желающих настойкой собственного изготовления, попив которую парень мог смело сдавать анализы. В армию его не брали даже поваром. Состояние почек подразумевало длительное лечение и полную непригодность к строевой службе. Причем, попив микстурку пару недель, потенциальный призывник ложился в больницу, и объективное обследование подтверждало первоначальные результаты. От воинской службы гражданин освобождался окончательно и бесповоротно.

— Значит, Светлана Кулькова заплатила не за смерть ненавистной свекрови, а всего лишь за микстуру для любовника?

— Вот именно, — обрадовался Игорь. — Она спуталась со студентом, и по окончании вуза ему предстояло служить. Так что в смерти свекрови мадам не виновата. Хотя, ясное дело, любви она к ней не испытывала.

В голосе Игоря я не почувствовала осуждения, да и сама не собиралась швырять камни в бедолагу, годами мучившуюся на одной жилплощади со склочной матерью нелюбимого мужа.