Потихоньку, стараясь не шуметь, пробралась в будуар. На полу, подстелив какую-то накидку, в обнимку (не иначе, как для тепла!) спали боевые товарищи. Поперек их сплетенных тел растянулся Монморанси. Вот и не верь после этого снам! Все так же на цыпочках я прокралась на кухню, сварила себе крепкий кофе, добавила сливок и, соорудив огромный бутерброд с ветчиной, уселась завтракать.

«А с квартирки придется съезжать, — подумала я, — не ровен час кто-нибудь нагрянет типа милиции. Затаскают ведь! Оправдывайся потом, что ты не верблюд и к убийству члена голубого братства не имеешь никакого отношения. Да кто мне поверит?! Сначала убитый Ковалев у меня в квартире, а теперь я в квартире убитого Розалии... Придется все-таки дышать воздухом на даче у Мишани». Как только я приняла сие мудрое решение, на душе потеплело. Решительной походкой я направилась в будуар устраивать лентяям побудку.

— Подъем! — гаркнула я голосом сержанта-пехотинца.

Все трое испуганно вскочили и уставились на меня сонными глазами.

— Ты чего орешь, ненормальная? — зевнул Ромашка.

— Мишка делает уборку в будуаре, Алексеев готовит завтрак, я собираю вещи. Мы переезжаем на дачу. Вопросы есть?

— Есть, — кивнул Ромка.

— Отставить! Все вопросы в машине. Выполнять приказание!

Приятели, столкнувшись лбами, бросились врассыпную. Вот как надо обращаться с мужчинами! Я, наверное, была бы неплохим генералом.

Ребята быстренько позавтракали, накормили кота, и мы могли отправляться на дачу за порцией кислорода. Я построила свою немногочисленную армию в прихожей и раздавала последние приказания перед марш-броском.

— Михаил, ты аккуратно берешь Монморанси. Отвечаешь за него головой. Котик нежный, к грубому обращению не приученный, — в подтверждение своих слов я легонько лягнула пяткой кота, трущегося о мои ноги.

Мишаня подхватил нежного котика и крепко прижал к груди, демонстрируя безграничную любовь к животному. Животному почему-то эта самая любовь пришлась не по душе. Он хрипло мяукнул, царапнул бармена по щеке, оставив глубокие следы от когтей, и шмякнулся на пол. Преданно глядя в глаза Алексееву, Мося пожаловался ему на жизнь, требуя срочно что-то предпринять.

— Так, хорошо. Все меняется. Кота берет Алексеев, Мишаня хватает сумки и — вперед, — пошла я на компромисс, — машину поведу сама.

Никто не возражал. Я вообще-то заметила, что все мужчины с утра плохо соображают. Мыслительная деятельность активизируется у них лишь к вечеру. Бывают всплески, как правило, перед приемом пищи и во время футбола, а в остальном... Неприятное исключение из этого правила составлял мой бывший муж. Как я уже говорила, он считал себя личностью творческой, а у них, как известно, все наоборот. Творил супруг, как правило, по ночам. Этот процесс сопровождался мотанием по комнате, во время которого некоторые предметы падали с ужасающим в ночной тишине грохотом. Я вскакивала с кровати и пыталась уложить мужа в постель. Он смотрел сквозь меня, что-то бубнил и укладываться не желал. Это, признаюсь, здорово меня злило. По утрам, естественно, муж бывал хмурым, раздражительным и внушению не поддавался. Но, думаю, он один такой на всем белом свете. Остальные мужики правильные, по ночам спят, а с утра плохо соображают. Поэтому, если хотите, чтобы вас слушались представители сильного пола, будите их ни свет ни заря, и победа вам обеспечена. Ранним утром у мужчин можно выпросить все что угодно — начиная от норковой шубки и кончая поездкой на Багамы. Если вдруг к вечеру муж начнет отказываться от всего, что наобещал утром, можно с полным правом падать в слезах на кровать и стонать: «Ты бесчувственный, бессердечный тип! Права была моя мама...» Упоминание о маме здорово работает. После этого мужчина обычно уже согласен на все.

Войско во главе с главнокомандующим, то есть со мной, выступило в поход. Я гордо вышагивала впереди, рядовой состав, зевая, уныло маршировал сзади. Таким вот веселым шагом мы добрались да машины.

— Ключи, — потребовала я у Ромки.

— Жень, — робко начал он.

— Ключи! — по-командирски повысила я голос.

Рядовой не решился спорить и протянул мне ключи от машины, заметно опечалившись.

По правде говоря, машину я вожу не так чтобы очень уж плохо. Просто почему-то не успеваю разглядеть дорожные знаки, натыканные в невероятном количестве во всех возможных и невозможных местах. Если светофоры я еще успеваю замечать и как-то на них среагировать, то знаки пролетают чересчур быстро. Пока я вспоминаю, что, собственно, обозначает промелькнувший только что знак, добрый десяток таких же непонятных иероглифов о чем-то меня предупреждают. В конце концов я решила вовсе не обращать на них внимания. Нечего размениваться по мелочам, решила я и... разбила папину машину. Причем виновата была не я, а тот самосвал, что вылетел непонятно откуда. На реакцию я не жалуюсь, поэтому и успела затормозить. Лбом, конечно, приложилась крепко. В связи с травмой головы я практически не слышала, как дядька с самосвала что-то кричал про главную дорогу и про куриц за рулем. Очень невежливый шофер оказался! Папа, увидев останки своей машины, добавил к сказанному еще пару слов и постановил: руль мне не доверять. Собственно, доверять было больше нечего. Нет, руль, конечно, можно, а вот остальное... Да, большой самосвал попался.

Я в предвкушении дальней дороги уселась за штурвал. Не могу назвать рулем чудо европейской техники! Пару минут повозилась с рычагами, подгоняя кресло пилота под свой размер.

— Куда едем, мальчики? — весело спросила я.

Мальчики хмурились.

— Сначала заедем ко мне за ключами, — пробурчал Мишаня, — потом я вам объясню, как до дачи добраться. Схемку нарисую.

— Не надо, обойдемся без схемы, — легкомысленно отмахнулась я.

— Как же, ты обойдешься! Полгода дорогу домой запоминала! — решил дискредитировать меня в глазах Мишки Алексеев.

Холодное молчание и презрительный взгляд были ему ответом. Я мягко тронула машину с места. Мы уже выруливали со двора, когда я увидела милицейскую машину, а в ней голову... моего следователя, дорогого Владимира Ильича! От неожиданности нога чуть сильнее надавила на педаль газа, и послушное транспортное средство буржуйского производства, взвизгнув, рвануло так, что нас вдавило в спинки сидений.

— Началось! — простонал Алексеев. — Имей в виду, меня укачивает в самолете!

— Видели мусоровоз? — снижая скорость, спросила я. — Следователь! По мою душеньку явился! Вовремя мы смотались! Нехорошая квартирка!

— При чем здесь ты со своей душенькой? Он приехал по месту проживания трупа Розочки! Нужна ты ему очень!

На мой взгляд, Ромашка сморозил глупость: какое же может быть у трупа место проживания, кроме городского кладбища? И следователю я очень даже нужна. Впрочем, Ромка наполовину мент, ему виднее. И тут меня осенило: господи, да ведь в квартире полно моих «пальчиков»! А совсем недавно у меня снимали отпечатки пальцев в отделении! Теперь уж точно Розочку на меня повесят! Интересно, сколько мне дадут за двойное убийство?