Федотов Алексей Александрович
Шрифт:
— Мне казалось тогда, что вся жизнь моего родного городка – убожество, добровольное рабство, которому еще нужно радоваться. Мне казалось, что как может нравиться труд изо дня в день, лишающий человека свободы, иссушающий его творческие способности; казалось, что традиционная семья – еще одна форма уничтожения человеческой личности…
— А сейчас ты считаешь по–другому? – спросил Хайд, закуривая сигарету и выдыхая дым прямо в лицо собеседнику. Он сидел напротив Пола в маленькой комнате без окон за железным столом, к которому наручниками были пристегнуты руки его пациента.
— Да, я ошибался тогда. Мне просто не нравилась работа на шахте, и не нравилось то, что в моей семье у всех было слишком много обязанностей.
— Ты пробовал ЛСД?
— Да.
— Марихуану?
— Несколько раз.
— Когда ты вводил себе ЛСД последний раз?
— Полгода назад.
— То есть в момент, когда был убит священник, ты уже не принимал ЛСД свыше четырех месяцев?
— Да.
— Были ли у тебя галлюцинации в этот период?
— Нет.
— Ты жил у отца Альберта в последние дни его жизни?
— Да, почти неделю.
— За сколько время до его смерти ты видел его в последний раз?
— За шесть часов.
— Тебе не кажется подозрительным, что священника, который прожил семьдесят лет, и которого не смогли убить даже латиноамериканские бандиты, кто-то убил почти сразу после того, как ты у него поселился?
— Кажется.
— Так ты согласен, что ты являешься главным подозреваемым по этому делу?
— Но я не виновен!
— Я это уже слышал.
— Кто же его мог убить кроме тебя и из-за чего?
У Пола были подозрения, что отца Альберта могли убить из-за того, что он ему рассказал. Но он чувствовал, что рассказав здесь об этом, он подпишет свое согласие на то, чтобы ему сделали лоботомию.
Отец Альберт
… Отец Альберт без восторга оглядел хиппи в рваной одежду, в котором, тем не менее, без труда узнал мальчишку, которого не видел около пятнадцати лет.
— Что, Пол, так и не наигрался в «детей любви»? – с нескрываемым сарказмом спросил он.
Хиппи действительно очень неуместно смотрелся в величественном кафедральном соборе Нью–Йорка. Но ничуть не смущаясь серьезно ответил:
— Наигрался. Уже год назад.
— Вот как? – недоверчиво посмотрел на него священник. – Что-то случилось?
— Да. Джил, девушка с которой мы строили свободную любовь, не связанную никакими обязательствами, оказалась больна гонореей. Малыш Марк родился слепым. Он умер, когда ему было всего три месяца…
— Так ты то же болен гонореей?
— Нет, она заболела, когда мы уже расстались из-за того, что я не хиппи, а собственник, и она начала строить отношения с Леонидом, а потом с Самуэлем… Она тоже умерла: Джил принципиально не признавала лечения, считала, что оно ограничивает ее свободу…
— Так ты решил покаяться? – уже мягче спросил отец Альберт.
— Нет… То есть – да, и это то же, но не только это. Мне нужно с вами поговорить.
… Чем дольше священник слушал того, кого помнил непослушным мальчишкой, пытавшимся взорвать изнутри устоявшийся мирок городка Моуди, тем больше ему становилось не по себе.
— Ты уверен, что все, что ты говоришь – правда? – спросил он. – Может быть, это все видения под воздействием галлюциногенов?
— Я не принимаю их уже больше четырех месяцев.
— Но, возможно, у тебя развилось хроническое психическое заболевание, и для того, чтобы видеть того, что нет тебе не нужны ни ЛСД, ни марихуана?
— Мне кажется, что ЛСД помогает видеть то, что есть, но то, что нам в то же время видеть нельзя, — серьезно сказал Пол.
— Ну ладно. Ты вроде бы хотел покаяться?
Впервые за последние пятнадцать лет Пол исповедался, и почувствовал как будто гора упала у него с плеч.
— Пока ты остановишься у меня. Я должен сам туда съездить, — сказал ему священник.
… Отца Альберта не было два дня. До Моуди нужно было сначала лететь три часа на самолете, а потом еще семь часов ехать на машине. Вернулся священник возбужденный: он увидел то, о чем ему рассказывал Пол, и даже многое больше, потому что жизнь научила его наблюдать и анализировать.
— Я попробую завтра же пойти к кардиналу, — сказал он. – Хотя, боюсь, что и он бессилен что-либо сделать в этой ситуации…
Кардинал не принял его ни завтра, ни послезавтра. А на третий день, когда был назначен час приема, отца Альберта кто-то убил в собственной квартире. Пола в это время у него не было: он встретил своего старого друга по лагерю хиппи и разговаривал с ним несколько часов о том, что изменил свою жизнь, и советует ему также взяться за ум… Но алиби Пола подтвердить было некому: почти сразу после их разговора его друга насмерть сбила машина…