Крепость — это глиняное плато довольно правильной формы, ограниченное валами и останками стен. Дом — приплющенный бугор. Замок — нечто вроде глиняного утеса.

Природа стремится вернуть глину в ее первобытное состояние, мочит, сушит, разъедает солями, пронизывает трещинами, выветривает, размывает, обрушивает, округляет, сглаживает, населяет птицами, змеями, ящерицами, тушканчиками, обсаживает пустынными растениями.

Спешить некуда. Подрывная работа длится тысячелетиями. И крепости стоят, превратившись в монолит, забитые завалом собственных помещений вперемешку с наносами и натеками. Теперь это уже в самом деле создания не только человека, но и природы. Странные, причудливые, сказочные, как облака.

В оплывших развалинах нет-нет да и различишь вполне сохранившиеся участки стен со стрелковыми галереями и прорезями бойниц, или вознесенные ввысь углы с арочками для прохода на башни, или сами башни, расположенные по углам крепости наподобие ласточкиного хвоста, или отчетливо проступающую кирпичную кладку, или, наконец, массив жилой башни — донжона — «высотного здания» древности.

Впрочем, и в жизни природы бывают периоды, когда она не сглаживает и округляет, а, наоборот, громоздит уступы, прочерчивает прямые, возводит конусы и пирамиды, образует обрывистые склоны и резкие углы. Это времена катаклизмов, титанических землетрясений, провалов, извержений, сдвигов и сбросов, времена, когда на месте морей возникают горные хребты, а сами материки уходят на дно океанов, когда, как говорится, земля меняет свой лик.

И если взглянуть с высоты на Беркут-калинский оазис с его замками и крепостями, на фоне которых нынешние дома колхозников выглядят совсем игрушечными, на эти выпирающие из земли утесы донжонов, непременную принадлежность не только феодальной, но и любой крестьянской усадьбы VIII века, то можно подумать, что перед нами застывшая картина великого катаклизма.

Ведь только крайняя необходимость, только величайшая и каждодневная угроза свободе и самой жизни могли заставить хорезмийских мужиков сооружать из глины жилые башни, крутые и неприступные, как скалы. Прочность у этих глинобитных исполинов такова, что они простояли тысячу лет. Ее не хватило разве что на краткий век самих строителей.

Раскапывая один из замков, мы в шутку назвали наш маленький коллектив артелью «Заря феодализма». Это вполне официальное наименование эпохи, породившей замки. Сто с лишним замков и четыре крепости в одном только Кырк-Кызском аулсовете, занимающем всего лишь часть земель гигантского укрупненного колхоза имени XXI партсъезда!

Крепости рабовладельческой эпохи стоят в хвостах каналов. Они охраняют всю страну. Крепости раннего средневековья располагаются внутри оазиса у крупных ответвлений. Они защищают лишь своих владельцев-феодалов и дают им возможность контролировать распределение воды, господствовать над обитателями небольших замков.

Неукрепленные крестьянские усадьбы рабовладельческой эпохи ныне почти стерлись с поверхности земли, В случае опасности население пряталось в крепостях и загоняло туда свой скот. И не просто пряталось. Крепости со стрелковыми галереями вдоль стен строились с расчетом, что у бойниц встанут все, кто способен носить оружие.

Крестьяне VIII века рассчитывали каждый на себя и превращали в крепости собственные дома. И если хорезмийские земледельцы не пожалели труда, чтоб укрепить их по последнему слову фортификации, если они выводили стены и башни на высоту трех этажей, то легко вообразить, как дорожили они свободой, что у них пока оставалась, как берегли они оссуарии — ларцы из алебастра, наполненные костями предков, и очаги, где в вылепленных от руки горшках варилась их пища, и неугасимый огонь, перед которым они молились своим богам. «Замок» происходит от слова «замкнуться». Вот они и замкнулись поодиночке, хотя надо всеми уже нависла общая грозная беда.

Междоусобицы, борьба за воду, народные восстания против феодалов — вот потрясения, которые подняли над землей глиняные хребты стен и утесы донжонов. Но это еще не все. У границ Хорезма, истощенного внутренними смутами, стояли армии ислама. Дата гибели оазиса, дата усыхания живой ветви оросительной сети совпадает с датой вторжения арабов во главе с фанатичным Кутейбой ибн-Муслимом.

Люди выпустили из рук, занятых оружием, управление искусственными реками и ручьями, и в борьбе двух станов, как это иногда бывает, победил третий — пустыня.

Она стала единственным в мире завоевателем, которому и вправду удалось установить на захваченных землях свое тысячелетнее царство, свои вечные и незыблемые порядки.

Работами Хорезмской экспедиции пустыня была реабилитирована, обвинение в неспровоцированной агрессии, в насильственном захвате у человека плодородных земель с нее снято. Выяснилось, что крепости разных эпох и окружающие их пространства земель древнего орошения остались в пустыне не потому, что человек отступил перед песками.

В самом деле, III–IV века — время кризиса рабовладельческого общества, время опустошительных нашествий варваров, самыми грозными из которых были так называемые «белые гунны» — эфталиты.

VIII век, как сказано выше, — время возникновения феодализма, время раздробленности, восстаний и мятежей. Время арабского вторжения, когда в 712 году пала независимость Хорезма.

XIII век — эпоха завоевательных войн Чингисхана и Батыя, когда, как пишет Толстов, Хорезм своею кровью разделил с Русью честь спасения европейской цивилизации.