Без рвоты это точно не холера, да и температура слишком высокая в любом случае. Возможно, он все-таки заразился ее вирусом. Но у нее не болел живот, и язык так не распухал.

Дернув рукой, клирик смахнул компресс со лба, рука безвольно упала обратно на постель. Киврин подхватила тряпицу. Она уже успела высохнуть. Что, кроме вируса, могло вызвать такой жар? Только тиф, больше ничего в голову не приходило.

— У него не шла кровь носом? — спросила она Роша.

— Нет, — ответила Розамунда, забирая у Киврин компресс. — Я не видела.

— Намочи в холодной воде и не выжимай, — велела Киврин. — Отец Рош, помогите мне его поднять.

Рош усадил клирика, обхватив его за плечи. Нет, крови в изголовье постели не видно.

Священник осторожно уложил больного обратно.

— Ты думаешь, это тиф? — спросил он с какой-то непонятной надеждой.

— Не знаю.

Розамунда подала Киврин компресс. Наказ девочка исполнила буквально — с тряпицы текла ледяная вода.

Нагнувшись, Киврин уложила компресс клирику на лоб.

Больной вдруг бешено затрепыхался, выбив повязку у Киврин, а потом сел рывком на постели, молотя руками и брыкаясь. Одной ногой он попал Киврин под колено, и она чуть не плюхнулась на кровать.

— Простите, простите, — затараторила она, хватая его за руки и пытаясь уложить обратно. — Простите.

Клирик распахнул налившиеся кровью глаза и уставился в пространство.

— Gloriam tuam! [27] — завопил он странным срывающимся на визг голосом.

— Простите...

Киврин поймала его запястье, но другая рука с размаху ударила ее в грудь.

— Requiem aetemum dona eis, — взревел клирик, вскакивая на колени, а потом на ноги и раскачиваясь посреди кровати. — Et luxperpetua luceat eis [28] .

Киврин поняла, что он пытается читать заупокойную службу.

Отец Рош ухватил его за рубаху — он вырвался и принялся брыкаться, вертясь волчком в неистовой пляске.

— Miserere nobis [29] .

Он крутился слишком близко к стене, так что не подобраться, задевая ногами балки и молотя руками, будто мельница, не видя ничего и никого вокруг.

— Надо ухватить его за лодыжки, когда он будет поближе, и сбить с ног, — сказала Киврин.

Отец Рош кивнул, едва дыша, остальные стояли как громом пораженные. Имейн застыла на коленях. Мейзри, зажав уши руками и зажмурившись, чуть не вываливалась из окна. Розамунда подобрала мокрую тряпицу и держала ее в вытянутой руке, наивно полагая, будто Киврин еще раз попытается подожить ее больному на лоб. Агнес с открытым ртом таращилась на полураздетого клирика.

Тот в своей бешеной пляске подлетел ближе, раздирая шнуровку на груди.

По знаку Киврин они с отцом Рошем ухватились за дергающиеся лодыжки. Клирик повалился на колено, потом, размахивая руками, вырвался и прыгнул с высокой постели прямо на Розамунду. Девочка загородилась локтем, не выпуская компресс.

— Miserere nobis, — проговорил клирик, и они с Розамундой полетели на пол.

— Хватайте его за руки, пока он ее не зашиб, — велела Киврин, но клирик уже перестал молотить. Он лежал неподвижно, придавив Розамунду, почти касаясь губами ее рта и бессильно разбросав руки.

Ухватив больного за обмякшее плечо, отец Рош стащил его с Розамунды. Клирик повалился на бок, мелко, но уже не учащенно дыша.

—Умер? — спросила Агнес. Будто очнувшись от морока, все шагнули вперед, а леди Имейн, держась за столбик кровати, поднялась с пола.

— Черныш умер, — проговорила девочка, хватаясь за юбку Эливис.

— Он не умер, — изрекла Имейн, снова опускаясь на колени. — Это жар ударил ему в голову. Так часто бывает.

«Так никогда не бывает, — возразила мысленно Киврин. — Ни в одной известной мне болезни. Что же это такое? Менингит спинного мозга? Эпилепсия?»

Она наклонилась к Розамунде. Девочка неподвижно лежала на полу, зажмурившись и стиснув побелевшие кулаки.

— Он тебя ушиб? — спросила Киврин.

Розамунда приоткрыла глаза.

— Он меня повалил, — пролепетала она дрожащим голосом.

— Встать можешь?

Розамунда кивнула, и Киврин с Эливис, за юбку которой цеплялась Агнес, помогли ей подняться.

— Ногу больно, — пожаловалась девочка, опираясь на руку матери, но все же попыталась наступить. — Он вдруг взял и...