За время его отсутствия Фиона наслушалась немало историй о его подвигах, о его силе и выносливости. Он мог скакать без устали быстрее и дольше, чем любой воин. Мог попасть стрелой в крошечную цель с очень большого расстояния. Мог сражаться мечом против нескольких противников.

Наверное, рассказчики кое-что приукрашивали и преувеличивали, но, глядя на его руки, Фиона не сомневалась, что большинство из этих историй было правдой.

Смущенная, она взяла в руки кувшин с жидким мылом — масло эвкалипта, смешанное с лавандой, и принялась намыливать тряпку для обмывания. Намереваясь начать со спины, она хотела зайти сзади, но он быстрым движением схватил ее за руку.

— Нет, Фиона, не прячься. Я хочу смотреть на тебя, пока ты будешь меня мыть, и любоваться.

Она была его любовницей и должна была выполнять все его пожелания и прихоти, возражать или сопротивляться было глупо и бесполезно. Впрочем, сейчас ей, напротив, хотелось пойти навстречу его желаниям, совесть затихла и не тревожила ее.

Фиону привлекал вид его груди, широкой и поросшей черными волосами, которые ниже пупка сходились в неширокую линию, уходившую под воду. Неожиданно приятная волнующая дрожь пробежала внутри ее. Хотя тут не было ничего удивительного, ведь она была женщиной. Только статуя могла без внутреннего трепета взирать на такого мужчину.

Гэвин опустил и расслабил плечи, чтобы ей было удобно намыливать их, как вдруг чуть приподнял голову и пристально посмотрел ей прямо в глаза. Фиона не смутилась, наоборот, смело встретила его взгляд. На дне его синих глаз, она это очень хорошо видела, горело желание. От осознания, что она желанна, ее сердце охватило ликование. И вместе с радостью внутри все сильнее и сильнее разгоралось пламя страсти.

Фиона принялась энергично натирать его плечи намыленным куском ткани, чтобы больше не думать и восстановить утраченное душевное равновесие. Про себя же она решила, что на этом, пожалуй, она и закончит, все остальное скрывавшееся под водой, он был в состоянии вымыть и сам.

В комнате стояла такая тишина, что был слышен шорох ткани о его кожу и тихий плеск воды. Гэвин протянул руку и ласково провел пальцами по ее щеке и подбородку. Фиона вздрогнула и замерла. Ткань выпала из ее ослабевших пальцев и с тихим плеском ушла под воду.

— Ты уже закончила мыть меня, дорогая?

Фиона моргнула, бархатистый звук его голоса вывел ее из полузабытья. Очнувшись, она макнула пальцы в горшочек с мылом и принялась намыливать ему волосы. Взяв в другую руку кувшин с водой, она лила воду на голову, смывая пену и одновременно наслаждаясь шелковистостью его черных кудрявых волос.

— Можно мне принести ножницы, чтобы подровнять ваши волосы?

Гэвин полуоткрыл глаза и лениво произнес:

— Давным-давно я получил хороший урок: нельзя позволять женщине орудовать ножницами или другими режущими предметами в непосредственной близости от твоего горла.

Фиона опустила почти пустой кувшин на пол.

— Вы мне не доверяете?

Гэвин пожал плечами. От этого движения часть воды выплеснулась из ванны. Фиона быстро подняла его тунику, лежавшую на полу, чтобы та не намокла. Схватив полотенце, она встала на корточки и принялась вытирать образовавшуюся лужу. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, она обернулась.

— Вы смотрите, как я вытираю воду?

— Ничего не могу поделать с собой, так все бы смотрел и смотрел, как ты за мной ухаживаешь.

Фиона улыбнулась, а потом рассмеялась. Прием ванны никогда не был связан в ее понимании с чем-то сексуальным. Несмотря на это, Гэвину каким-то образом удалось придать даже вытиранию пола легкий оттенок сексуальности.

Она удивленно и смущенно изогнула брови. Он смотрел на нее из-под полуопущенных век, взгляд у него был одновременно и оценивающий, и восхищенный, что не могло не польстить ей.

— Иди ко мне, — позвал он ее хрипловатым голосом.

— Но там нет места, — смутившись, прошептала Фиона.

— Места тут полно, — настаивал он.

— Но куда я сяду?

— На мои колени, куда же еще?

Святые небеса! От одной этой мысли Фиону бросило в жар. Гэвин продолжал смотреть на нее своими чарующими синими глазами, от одного взгляда которых у Фионы подгибались колени.

Но тут он озорно улыбнулся, и Фиону только тогда осенило: он играет с ней.

От растерянности она потеряла дар речи. Прежде никто не флиртовал с ней. Не в характере Генри было шутить с ней в таком смысле. Он был добр, мягок, снисходителен, но чтобы так заигрывать с ней — нет, на такое Генри никогда не был способен. И такое заигрывание было не только удивительно, но и приятно.

Фиона кокетливо откинула прядь волос, принимая правила игры.

— Кто принимает ванну, милорд, вы или я?

— Принимаю я, но я не жадный, могу поделиться ванной с тобой.