— Они на самом деле так считают?

— На самом деле. Вы можете это отрицать?

— Я никем и ничем не одержим. И уж конечно, я не могу быть одержимым обычным человеком. Этот Лу-Маклин, как вы заявляете, является очень важным для осуществления планов Семейств. Он весьма любопытный представитель своей расы. Я бы вряд ли стал называть свой интерес к нему одержимостью и тем более я не питаю к нему неприязни. Но я подозреваю, что за его поступками стоит нечто нечестное, а что именно, не могу понять.

— Я вам передаю мнение других. — Она, казалось, слегка смягчилась. — Я не посвящена в детали этого дела.

— Вернемся к сути вопроса. Факты таковы, какими я их представил Совету. Двадцать лет назад один из исследовательских кораблей человечества вступил в контакт с неизвестной доселе расой. Два года назад командир одного из наших кораблей перехватывает и расшифровывает тексты переговоров между чужеземцем и Лу-Маклином. Связь осуществляется на необычной частоте посредством луча нового типа.

— Во-первых, у нас нет доказательство тот, что чужеземцы, с которыми был установлен контакт двадцать лет назад, и чужеземец, с которым велись переговоры два года назад, одной и той же расы. Во-вторых, регулярные проверки лехла подтверждают, что он невредим, следовательно, у нас нет оснований подозревать Лу-Маклина в дурных намерениях. У нас есть лишь ваше свидетельство, что его подчиненные пытались вас задержать и даже применить силу.

— Если Совет сомневается в моих словах… — начал он сердито.

— Не в ваших словах, — сказала она, успокаивая его, — но в мотивах ваших действий. Точно так же, как вы сомневаетесь в мотивах действий Лу-Маклина. Одних подозрений недостаточно, психолог. Разве вы сами не понимаете?

— Ну, уж если говорить о понимании, — произнес устало Чтил, — то неужели вы не понимаете, что если Лу-Маклин ведет выгодную и секретную торговлю с этими тремованами, а я убежден, что тремованы и бронзово-чешуйчатые незнакомцы одно и то же, то, следовательно, должны быть обнаружены передвижения кораблей в том районе космоса, в котором отмечено появление загадочного луча, а в торговле людей должны появиться редкие руды или новые технологии, или еще что-либо. Но ведь нет никаких следов того, что в течение этих двадцати лет подобная торговля осуществлялась!

— Эта торговля могла осуществляться в слишком малых масштабах, ее следы трудно было обнаружить, но, тем не менее, она могла быть весьма выгодной, — возразила представитель Совета. — Может быть, речь идет о торговле редкими драгоценными камнями или о торговле небольшими партиями деталей передовых вычислительных машин. Для обнаружения последних вам пришлось бы всего-то лишь разрушить объемное оборудование.

— За двадцать лет либо то, либо другое дало бы о себе знать, — резко ответил Чэхил.

— Возможно, — произнесла собеседница раздраженно, — он просто складирует их для того, чтобы потом выбросить на рынок в больших количествах.

— Двадцать лет? Вы не знаете этот человека. Никто его не знает. Даже я, хотя изучал его много лет. Он не стал бы так поступать. Он не станет терять что-либо, и меньше всего — время. Тем более двадцать лет.

— Некоторые экономисты сочтут создание подобных запасов не пустой тратой времени, но умным бизнесом, — сказала она ему доверительно.

— Неужели это настолько важно, что возникла необходимость схватить меня, практически запереть здесь, в университетской клетке, чтобы помешать мне рассказать об этом другим?

— Но мы располагаем лишь вашей убежденностью в отношении существования подобных фактов. Вы говорите, что видели группу подозрительно выглядевших людей, которые, якобы, ожидали вас при отлете с Ивенвейта. Вы говорите, что и капитан вашего звездного корабля пытался помешать вам покинуть его.

А ведь эти люди, пусть они и впрямь подозрительные типы, могли ожидать кого-то другого. Может быть, это полицейские Кларии ожидали какою-то сбежавшего преступника? Что же касается реакции вашего капитана, то его огорчение выглядит вполне естественно: потерять пассажира на полпути! Особенно, если этот пассажир принадлежит к союзной и чувствительной расе.

— Это все лишь досужие размышления! — Чэхил и сам поразился яростности своих чувств. Он был на грани отчаяния. — Никто из вас не видит, что замышляет этот человек. Никто из вас не хочет этого видеть! Он всех вас превратил в слепцов!

— Досужие размышления, — ответила ему представительница Совета, не реагируя на его эмоции, — именно так можно назвать вашу теорию. Вы построили свое обвинение, основываясь лишь на собственных подозрениях и умозаключениях. Никаких, абсолютно никаких доказательств. Я начинаю верить, — заметила она мрачно, — что вы действительно одержимы неприязнью к этому человеку. Это нездоровье, психолог.