Я-то поначалу хотел Кулибина сей тяжкой ношей загрузить, даже конспект речи написал, которую он произнесет с паперти церкви Иоанна Предтечи в Нижнем Новгороде. Все, как почти двести лет назад — воодушевить народ, собрать деньги, организовать ополчение. Без последнего, кстати, лучше обойтись, доверив дело специалистам. Но Иван Петрович остался в Петербурге, весь погруженный в заботы по переоборудованию Сестрорецкого завода, и показалось жестоким отрывать механика от любимого дела. Так что Белякову придется отдуваться за двоих. Вполне подходящая кандидатура, между прочим. И его всего лишь третья гильдия только плюсом — неужели толстосумы-миллионщики допустят, чтобы какой-то захудалый купчишка превзошел их в достойном деле получения высочайших милостей? Платного получения, разумеется.

Условный стук в окошко. Кто-то, невидимый в темноте, отбивал по стеклу «Марш Буденного». Ага, это за мной.

— Разрешите сопроводить, Павел Петрович? — Никита уже на ногах, с заткнутым за пояс топором. — По важным купеческим делам?

И ухмыляется в бороду, паразит. Взять с собой, что ли?

— Да пошли, мне не жалко.

На улице ждут четверо. Старший, едва скрипнула дверь, бросается с рапортом:

— Ваше… — спохватывается и поправляется: — Ваше степенство, их благородие капитан Ермолов сообщает о выполнении задания.

Вот так… и никого не удивляет право какого-то свояка купца третьей гильдии отдавать приказы командиру роты егерей, пусть даже изображающему статского человека. Только Сомов с понимающей улыбкой перебрасывает из руки в руку монетку.

Егеря ведут уверенно, будто отбор в их полк производится исключительно по способности к кошачьему зрению. А может, так оно и есть, плюс орлиное — из гладкоствольного ружья за триста шагов умудряются попасть в любую часть набитого соломой чучела по выбору. А со своими нарезными штуцерами вообще творят чудеса. И это при том, что в солдаты обычно отправляют в наказание не самых лучших… Какой мобилизационный резерв, а?

Долго кружим по торговым рядам притихшей на ночь ярмарки. Впрочем, относительно притихшей — иногда в темноте мелькают какие-то подозрительные личности, сторожа купеческих лавок с трещотками и дубинами, пару раз спотыкались о лежащих поперек дороги пьяниц, единожды встретились с полицейской командой, страдающей излишним любопытством. Лекарством от сего похвального недостатка стала полтина серебром — стражам порядка вдруг стало абсолютно безразлично, куда это направляются шесть вооруженных до зубов человек. Хочется кому-то гулять с взведенным пистолетом в руке? Его право… Зачем мешать?

Короткий свист справа — свои. Вряд ли кто еще сможет просвистеть неведомый доселе марш.

— Сюда! — По голосу узнаю Ермолова. Он проводит в узенькую калитку рядом с огромными воротами. — Осторожно, здесь…

Предупреждение слегка запоздало, я уже наступил на лохматую тушу цепного кобеля и упал на четвереньки, едва с размаху не поцеловав оскаленную морду с высунутым языком. Почему собачья голова отдельно от тела? Ах да, лес рубят — щепки летят. И бьют по безвинным грибам. Не повезло тебе, барбоска…

— Не ушиблись, государь? — Ермолов отбросил ненужное более инкогнито. — Позвольте помочь?

— Я сам. — Вытираю липкие ладони о траву. Под рукой что-то звякает. — Капитан?

Командир егерей смущенно кашлянул и поднял с земли знакомую шапку с тускло блеснувшими в лунном свете бубенцами.

— Извините, государь, так получилось.

— Я просил без лишних жертв.

— Случайно. Он спал в конуре вместе с собакой, вот и…

— Ладно, забыли. Хотя так оно и милосерднее. И чем же порадуешь, истребитель юродивых?

— Извольте, — капитан делает приглашающий жест. — Все в доме. И все там же.

Окошки снаружи закрыты ставнями, а изнутри плотно занавешены какой-то мешковиной, чтобы ни единый лучик не пробился наружу. По-моему, излишняя предосторожность — высокий забор из заостренных бревен превращал дом тайного торговца золотом (моим золотом!) в подобие крепости. Тут хоть костер посреди комнаты разводи, все равно никто не увидит.

Первое, что бросается в глаза, так это отсутствие икон в красном углу. Не понял…

— Федорыч, ты же говорил, будто хозяин здешний из староверов?

Беляков отвлекся от растопленной, несмотря на летнее время, печки, в которой грелась здоровенная кочерга:

— Так оне же прячут образа каждый раз.

— Зачем?

— А чтоб никакой поганый им не помолился.

— Поганый? Язычники, что ли?

— Не-а… сам-то Сеганя воздыханского толку будет, а приказчики у него кто из обливанцев, кто из молокан, которые Федосеева согласия. Говорят, даже хлысты есть.

— Содом с Гоморрой, бля…